Имена на поверке - [23]

В косы ленты голубые вплетены.

Не услышу ли гармонику твою

От зареченской от милой стороны?

Все подходит и подходит

   молодежь,

Круг танцоров, как на ярмарке,

   широк.

Отчего же ты, любимый,

   не идешь?

Или новую, московскую, завлек?

Беззащитной с виду кажется

   пчела,

Но нечаянно не тронь ее, смотри!

Где, кудрявый, коротаешь вечера,

С кем вчера ты оставался

   до зари?

Если б, девушки, вы знали,

   как грущу.

Мне без милого и белый свет

   не мил…

Не приходишь, и не надо.

   Не прощу,

Если слову своему ты изменил…

Сердце будто приморожено

   к ребру,

Стали пальцы, словно льдинки,

   холодны.

Ой, подружки, говорят,

   что не к добру,

Если месяц да не с правой

   стороны!

Осень в колхозе

Замедленный времени поворот —

И сытая осень стоит у ворот.

Она в золотом возникает обличье,

Такая нарядная и простая,

И ветер свистеть начинает

   по-птичьи,

И мчатся на юг журавлиные стаи.

Срывается с дуба коричневый

   желудь

И падает в травы на желтые

   листья.

Ребята картофель увозят

   тяжелый

С полей, погоняя коней голосисто.

На водах багровые плавают

   листья,

Кружится над крышами галочий

   табор,

Пылают рябины румяные кисти,

И так над землею проходит

   октябрь.

Виктор Троицкий

В теплушке

Опять я в теплушке.

Опять по Отчизне

Несет меня ветер военных годов.

Играет судьба молодой моей жизнью,

И север и юг — мой родительский кров.

И всюду со мною,

Как паспорт, на месте

Твой образ, такой беспредельно родной,

И радость и горе

Мы делим вместе,

И вместе мы скоро вступим в бой.

А если в сраженье

Придется мне туго

(Ведь разве сумеешь судьбу разглядеть?),

Мы скажем —

И я и моя подруга:

— Братишка, как надо сумей умереть!

18 марта 1943 г.

«Ты давно уже не пишешь…»

Ты давно уже не пишешь,

Мой товарищ дорогой.

…Над полями тише, тише

Песня льется за рекой…

Помнишь, как совсем недавно

Мы бродили по полям?

Нас везде встречала славно

Подмосковная земля.

Мы умели за портвейном

Неудачи забывать,

Мы умели вместе с Гейне

По Германии шагать.

Не во сне ли нам с тобою

Лореляй плела венок

И волною голубою

Заливало наш челнок?..

Где теперь ты, мой товарищ,

По земле родной идешь?

Ты в огне, в дыму пожарищ

Песни ль старые поешь?

Иль в полях, в сожженных селах

Ты нашел свой смертный час?

Где ты, Вовка мой веселый,

На земле большой сейчас?

Но учти, я крепко верю,

Что не кто-нибудь другой,

Постучишь, как прежде, в двери

Ты, товарищ дорогой.

И за дружеским портвейном,

Возмужавшие в бою,

Вспомним с грустью песни Гейне,

Путешествия в строю.

30 января 1942 г.

Леонид Шершер

«Видишь, брызги на окне…»

Видишь, брызги на окне,

Это очи светятся.

Гулко бродят в тишине

Звездные Медведицы.

Я не знаю, сколько их,

В этой звездной бездне я

Лишь мечтаю про твои

Теплые созвездья.

И, возможно, как-нибудь

Синелунным вечером

Я по ним узнаю путь,

Чтоб дойти до встречи нам.

Москва, 7 октября 1935 г.

Ты (Из весенних стихов об осени)

Широколистые клены с ветвей осыпают лето,

Первой хрупкостью льдинок утро встречает пруд,

Над миром, маем умытым, над миром, июнем согретым,

Августовские созвездья в ручьях, не дрожа, встают.

Осень. В такое время хочется выйти к двери.

И первому встречному ветру вылиться через край.

Но он, не поняв, уходит, а может быть, не поверив

И не сказав, расставаясь, ласкового «прощай».

За эту весну и лето мы старше и выше стали,

Но мы пронесли над солнцем солнечную мечту.

В глазах твоих серых весны ни разу не отцветали,

И лето в твоих улыбках и в первом еще цвету.

Мы снова с тобою вместе, мы снова с тобою рядом.

Долго или недолго не виделись мы с тобой,

Ведь, кроме тебя, дорогая, мне очень немного надо:

Работы, стихов и неба, не вянущего зимой.

Девушка плачет…

Девушка плачет, плачет сухими глазами,

Непрошеный ветер играет ее волосами.

И ветка не к часу шутливо касается шеи

Мохнатой, недоброй, колючею лапой своею.

Девушка плачет и держит конверт голубой,

Надписанный чьей-то чужой, незнакомой рукой…

И ветер все шутит, играет ее волосами,

И девушка плачет, плачет сухими глазами.

Письмо о почтальоне

Он проходит грубоватый,

В рыжеватых сапогах,

Тихий, смуглый и горбатый,

С бандеролями в руках.

Он проходит, и из окон,

Перевитых кисеей,

Видит он кудрявый локон,

Обесцвеченный весной.

Недосказанные речи,

Недопетые слова,

Недорадостные встречи,

Неземная синева,

Голубые сны и ночи.

Дни. Молчанье. Тополя.

Васильки. Дороги. Впрочем,

Вся огромная земля.

Птицы, радости, закаты

У него в больших руках…

Он проходит грубоватый,

В рыжеватых сапогах.

Он проходит через села

С непокрытой головой,

По-весеннему веселый,

По-весеннему хмельной.

На него с тяжелым стоном

Псы несутся на цепях…

Вот таким вот почтальоном

Я мечтаю быть в стихах

И нести ветрам навстречу,

Хоть дорога и крива,

Недосказанные речи,

Недопетые слова.

И пройти с огромной ношей

Через тучи и грома

Мимо девушек хороших,

Ожидающих письма.

Постучать у дальних окон

И, укрытый тишиной,

Увидать кудрявый локон,

Обесцвеченный весной.

Январь 1935 г.

Сны

Я не знаю, надо иль не надо

Сны свои рассказывать в стихах.

Только возле города Гренады

Я сегодня ночевал в горах.

Я видал, как проходили грозы,

Слышал, топали издалека,

Проплывали верхом бомбовозы,

Низом проплывали облака.

После снов тяжелых, после боя,

После гулких вздохов батарей

Небо над Испанией такое,

Как весной над Родиной моей.

Я хожу по улицам суровый,

Сплю под дребезжанье гроз.