Имена льда - [6]

И эти перцы из Космического бюро утверждают, что все протестировано и работает исправно? Да, работает — пока обеспечивает его выживание на этой планете. Но его задание не выжить, а подготовить планету для приема колонистов. Этого его программы сделать не могут, потому что какой-то тупица вместо колонизаторского пакета прислал пакет выживания. Вот и вся история. Теперь его будут толкать в шею, чтобы он выполнял график, а он тем временем будет бубнить рапорты о непригодности программ и ссориться с дежурным техником, чья компетенция вряд ли шире, чем его собственный зад.

В.-У поднялся. Ему захотелось прогуляться. Размять мышцы. Может, даже пробежаться — до Сумеречных Холмов, например. Что он сидит, уткнувшись в свои панели? Вокруг неосвоенный мир — вполне возможно, если бы он был способен посмотреть на него глазами туземца, а не пришельца, он мог показаться ему прекрасным. Но любопытство — это тоже неплохо. Странно, почему умники из архивного не признали любопытство лишним и не оставили в боксе? Ведь исследование — это вне его, В.-У, компетенции.

Мысль о колонистах внезапно вызвала у него приступ раздражения. Люди преобразуются в сгустки чистой информации. Преодолевают пространства, о которых не всем хватит воображения помыслить. Обретают новые тела. Но им все равно нужна пещера, как каким-то неандертальцам! Им нужен очаг, чтобы было вокруг чего собраться семье. Им нужен садик, чтобы в нем играли дети. Им нужно море, чтобы отдохнул глаз. Им нужны горы и походы, чтобы выплеснуть адреналин. Им нужна Земля. Так какого черта они лезут в космос?

В.-У все ускорял шаг. Его гибкое, легкое тело требовало высокого темпа. Оно хотело бежать. Мчаться. Возможно, лететь. Кто знает, может, оно было на это способно. Сумеречные Холмы понемногу приближались — их силуэты четко проступали на фоне прозрачного сиреневого неба ненадолго, перед тем, как синяя дымка развеивалась, и все вокруг заполняла плотная чернота. В.-У припустился бегом. Пульсация в висках становилась все ровнее, все тише. Наконец, монотонные толчки затихли — и сознание В.-У затопило умиротворение. В конце концов, не колонисты писали санитарных нормы — к чему на них злиться? Не исключено, что это все им на самом деле не нужно — все эти требования придумывают бюрократы, в жизни не бывавшие дальше орбитальной станции. Им, колонистам, скорее всего, как и ему понравилось бы бежать, делая длинные скачки, бесшумно касаясь самыми кончиками пальцев нижней, самой длинной пары конечностей каменистой неровной поверхности.

С каждым шагом его все больше охватывал восторг. Не все ли равно, что будет дальше? Он вполне сможет прожить на этой планете тысячу лет — на него одного ресурсов хватит. Как долго он сможет оставаться человеком, если не получит доступа к собственной личности? А если он его получит, сможет ли он остаться таким гибким, сильным, способным достичь Сумеречных Холмов и Полуденной Реки?

Мысль о Полуденной Реке потрясла В.-У — он ее еще не видел. Увидит ли вообще? Или, вернув себе собственную память, не захочет на нее смотреть? Его потянет к другим рекам. Наверняка в его памяти хранятся какие-то берега, излучины, плеск, зыбь. Это была бы скверная шутка — обретя себя, навсегда потерять Полуденную Реку. Эта мысль сделала его тяжелым. В висках снова застучало. Он отогнал ее прочь. Он обратил лицо к горизонту, на котором маячили то ли горы, то ли тучи, в общем, наверняка обман зрения или особенности рефракции или, еще лучше, фантомы его собственной памяти. Он твердо знал, что по оранжевым водам Полуденной Реки он сможет бежать так же легко, как по хрустящему ледку равнины.

Небо темнело. По коротким, жестким кремниевым волоскам В.-У пробегали искры электрических разрядов. Ему нравилось — он встряхивался, сбрасывая в подступающую черную бездну маленькие сверкающие шарики. Он наклонял голову к камням и на ходу слизывал мелкие розоватые льдинки. В Бюро, конечно, сидят халтурщики, но программа адаптации у них случайно получилась превосходной. Его организм был совершенным. И при том вполне человеческим — до самых кончиков-хеморецепторов, чувствительных волосков на внешнем контуре тела.

Он бежал прямо к горизонту, линия которого, ломаясь, заманчиво изгибалась к небу. Он мог бы проскочить эту границу и продолжить бег — так же легко, как по поверхности планеты, простираясь все дальше, ничего не оставляя позади, кроме себя.

* * *

Заросшая вереском каменистая пустошь, всего мгновение назад тянувшаяся, сколько хватало глаз, стремительно съеживалась. Горизонт сужался, закручивался в воронку. Дэну это ничем не грозило — через несколько секунд посмертный мир WYB-5y превратится в радужный шарик не больше мячика для пинг-понга и исчезнет в своей ячейке, а он, Дэн, окажется в Склепе. Ничего страшного. Если не считать того, что он не давал команды свернуть мир. Дэн перевел пульт в ручной режим, вызвал панель задач, нашел строчку «свернуть» и дал отбой. Небосклон мягко качнулся, и линия горизонта восстановилась. Под порывом ветра по вереску пробежала волна. На ближнем склоне обнажился серый замшелый валун. Через миг все успокоилось, ландшафт вернулся в прежнее состояние. Дэн еще раз проверил программу и убедился в том, что она исправна. Почему в таком случае попытка изменить очертания холмов у самого горизонта вызвала сворачивание мира?