Имбирь и мускат - [9]
Сарна хотела, чтобы ее блюда были яркими и разнообразными. Ей нравились пестрые одежды, украшения, искусственные цветы. Однако под строгим взором Биджи все яркое вылиняло. Неприятие красок было заметно в любой комнате, и тусклые цвета становились еще более зловещими из-за увлечения Сукхи охотой. Его трофеи покрывали пол и стены по всему дому.
Рога импал, газелей и оленей конгони торчали, подобно встревоженным вопросительным знакам, и беспокоили Сарну. Некоторые венчали головы: с противоположных стен гостиной антилопа куду и канна смотрели друг на друга в безропотном унынии. В одном углу помещался метровый слоновый бивень — Биджи говорила, что Сукхи продаст его за бешеные деньги, когда вернется с охоты в Тсаво. Над полом возвышалась грозная голова льва, а его шкура с раскинутыми лапами наводила страх своей противоестественной плоскостью. Коллекция привела Сарну в ужас. Меняющаяся экспозиция мертвых животных казалась ей беспрестанным танцем смерти. Она воображала, как однажды отдельные части звериных тел соберутся в огромное, чудовище и обрушат страшную месть на всю семью.
Неудивительно, что Сарне требовалось противоядие от этой мрачности. Она потакала своим прихотям, готовя пищу самых разных цветов. Пока мужчины были на работе или в школе, а Биджи уходила к подругам, Сарна днями напролет экспериментировала на кухне.
Рис, обыкновенно подаваемый без каких-либо приправ, в ее руках стал пестрой психоделической смесью. Каждый день он выглядел и пах по-разному. Сарна поджаривала сырую крупу в чистом масле, а потом варила, чтобы придать ей нежную золотистую пушистость. Она слегка приправляла ее горчичными семенами или карри, тамариндом подкрашивала в коричневый цвет, а лимонной цедрой — в желтый. Они ели душистый рис с кардамоном, гвоздикой и корицей, чуть сладковатый с горошком, ярко-оранжевый с шафраном или посыпанный орехами и изюмом.
Создавая кулинарные калейдоскопы, Сарна вновь и вновь возвращалась к затее о переустройстве воспоминаний. Всякий раз за готовкой она убеждалась, что почти любой аромат можно скрыть, а вкус изменить. Понемногу, с замиранием сердца она начала разрушать свою память, изобретая новые блюда. Так Сарна придумывала вкусы и истории. В бурлящем горшке кхуди она вываривала свою постыдную ошибку. Шипящим жиром умасливала горькую обиду на свекровь и Персини, закрываясь от них хрустящий корочкой безразличия. Под плотной вуалью пряных запахов утаивала тоску по родине. «Помни, все можно скрыть, но не Имбирь и Мускат, Любовь и Запах». Сарна вспоминала слова Бибиджи и улыбалась. Уже чувствуя себя мудрее матери, она думала: «Зато можно спрятать Имбирь внутри Муската, ведь аромат способен перебить многое».
Разумеется, она не знала, что наши обонятельные рецепторы непосредственно связаны с лимбической системой, самой древней и примитивной частью мозга, местоположением чувств и памяти. Сарна выбрала такой способ забыть прошлое случайно, повинуясь инстинктам. Ей хотелось создать вокруг себя душистую атмосферу, в которой она спряталась бы от прошлого и где Мускат смог бы пробудить лишь приятные воспоминания, а плохие вытеснить навсегда.
— Любопытно, — сказал Мандип за ужином вскоре после приезда Карама и Сарны, — если наш Карам так питался в Индии, то почему до сих пор не поправился? Почему он такой тощий?
— Тощий? — Сарна подняла голову, и золотые серьги в ее ушах звякнули. — По-твоему, он тощий? Видел бы ты, каким его принес домой Амрит-джи. Они оба иссохли. Кожа да кости, грязные, вонючие, без тюрбанов, волосы повсюду. Сперва моя Бибиджи даже не пустила их на порог, подумала: бродяги. Амрит-джи пришлось все объяснить, прежде чем она открыла дверь. Дхарджи и ходить-то не мог. Он был без сознания. Легкий как пушинка. Я без труда носила его на руках.
— Так что с вами случилось? — Мандип обратился к Караму.
Тот не хотел вспоминать о пережитом в Индии.
— Я не совсем…
— Дхарджи забыл, зато я знаю, что произошло! — Все посмотрели на Сарну.
Биджи сверлила ее злобным взглядом. Ну и нахалка! Однако Сарна так обрадовалась всеобщему вниманию, что даже не посмотрела на свекровь.
— Карам приехал утвердить дату свадьбы и сказал, что вернется через две недели. Прошло два месяца — от него ни слуху ни духу. Мы подумали, что он погиб. Такое могло случиться, мы собственными глазами видели эти смерти: сикхи, мусульмане и индусы убивали друг друга — всюду насилие. Даже нас поймали по дороге в наш загородный дом в Кашмире.
Сарна была слишком возбуждена и не заметила, как Персини закатила глаза, а Биджи покачала головой.
— Мы три дня просидели в поле в какой-то глуши, недалеко от Джамму. — Она говорила и ела, быстро пережевывая и проглатывая пищу между словами. — Только представьте, четыре женщины, Бибиджи и мои сестры, одни в поле. Я думала, мы умрем. Нас могли изнасиловать и убить, как тысячи других. Мой папа был ОСО. — С самого детства Сарна больше всего любила говорить об отце. Он носил военную форму и поэтому казался ей очень влиятельным человеком. — Если бы Баоджи знал, что нам довелось пережить, он бы восстал из могилы. Нам повезло. Мимо проезжали грузовики с солдатами, и нас отвезли обратно в Амритсар. Город был разрушен до основания. Лахоран Гали, наша улица, превратилась в руины. Дом разграбили мародеры. Они забрани все: украшения, одежду, домашнюю утварь, еду, деньги…
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».