Имам Шамиль - [11]

Мир тебе, отец! — приветствовал его Магомед.

— Добро пожаловать, с приездом, сын мой! Да будет посылать нам аллах и впредь радости встреч! — Пирбудаг пожал руку гостя, затем стал расспрашивать о новостях в чужом краю.

— Особых нет, вот… — Магомед хотел сказать, чтобы дед помог внуку.

Но старушка Хадижат опередила его:

— Шамиль, что случилось? На тебе лица нет.

— Сломал руку, — ответила за него Меседу.

— О аллах! — всплеснув руками, воскликнула Хадижат. — Да как же это случилось?

— Наверное, опять на скачках слетел с коня? — сказал Пирбудаг.

Все молчали.

Старик засуетился.

— Заходите в дом, — сказал он с беспокойством. — Теперь помогите снять рубашку с него.

Меседу с Магомедом стали осторожно стягивать рукава. Старик сначала осмотрел, затем ощупал руку у места перелома.

— Счастье твое, что кожа не прорвалась, — сказал он, покачивая головой.

Хадижат, верная помощница костоправа, проворно готовила месиво из муки и меда.

Тут же в медном тазу над пылающим очагом расплавила она кусок воска и поднесла тазик мужу.

Пирбудаг стал осторожно смазывать воском руку между плечевым и локтевым суставом. Когда остывающий воск превратился в мягкую муфту, Пирбудаг обернул слоем теста с медом место перелома. Вместо повязки поверх теста наложил кусок невыделанной кожи, которую туго обвязал веревкой.

— Ну вот и слава аллаху, — облегченно вздохнул старик, принимаясь за мытье рук.

Шамиль сидел спиной к стене, прикрыв глаза. Рядом опустился Магомед. Меседу суетилась в комнате, помогая старушке. Вымыв руки, дед тоже присел, спросил у Шамиля:

— Как же это ты не удержался в седле? — Старый костоправ не мог предположить иное. Почти все переломы, с которыми ему приходилось иметь дело, были следствием падения с коней, разгоряченных в бою или во время состязаний.

Шамиль промолчал. Тогда хозяин, оставив внука в покое, вновь обратился к гостю:

— Что слышно в Кюринском вилаете? Народ примирился со ставленниками царя?

Не успел Магомед ответить, как до слуха донеслись крики. Хадижат с Меседу вышли из комнаты.

— Что за крик? — встревожился Пирбудаг, поднимаясь с ковра. Он хотел было выйти из сакли, но дверь распахнулась и он увидел свою дочь Баху с распущенными волосами. Конец ее платка волочился по земле, в глазах застыл испуг. Через плечо отца Баху увидела Шамиля и сразу сникла, опустившись у порога.

— О владыка, я думала, с ним случилось страшное, — прошептала она.

Шамиль поднялся, подошел к ней.

— Ну что ты, мама?

Баху подняла на сына глаза.

— Не дай аллах мне пережить тебя! — воскликнула она.

У дверей толпились женщины-родственницы. Сестренка Патимат, впорхнув в саклю, кинулась к брату. Оглядев его с ног до головы, она остановила взгляд на перевязанной руке. Комната наполнялась близкими, прибежавшие из аула женщины постепенно удалились, оставив одних мужчин, которые повели с Магомедом и Пирбудагом отвлеченный разговор.

Хадижат продолжала готовить ужин. Баху с дочерью тоже вернулись в аул.

Доного, раскинув руки, спал на овчинном тулупе, издавая богатырский храп. Баху, вбежав в саклю, со злостью толкнула его ногой в бок. Не открывая глаз, он перевернулся вниз лицом и продолжал храпеть. В комнате было темно. Женщина зажгла лампу и вновь, подойдя к мужу, поддала ему в бедро острым носком башмака, но уже более чувствительно. Доного встрепенулся, сел и, часто моргая покрасневшими глазами, стал озираться.

— Пьяный осел, спишь преспокойно, чтоб тебя шайтаны на том свете в кипящем чане утопили!

— Ты что, с ума спятила? На мужа! — стал возмущаться Доного.

— Ах ты проклятый пьянчуга, глаза таращишь, чтоб они у тебя повылазили, бесстыжий бродяга!

— Замолчи! — грозно пробасил Доного.

— Ты еще заставляешь меня молчать! Старый ишак, лучше бы ты не вернулся домой. Мне было бы легче, если бы поднесли папаху, наполненную твоими глупыми мозгами. Пусть бы лучше вражеские пули изрешетили грудь твою, когда ты возвращался из Шуры.

— Эй, глупая женщина, чего раскаркалась, как ворона? Замолчи, или я убью тебя!

— Он убьет меня, — с язвительной усмешкой сказала женщина. — Пропойца! Черное пятно позора! Лучше б твоя кожа превратилась в мешок, наполненный костями, чем на мизинце моего сына сломался ноготь!

— Я муж тебе или кто? — закричал Доного.

— Ты гяур, а не муж. Я сама зарежу тебя, как жертвенного барана, и буду смазывать твоим салом сапоги своего сына, — пригрозила взбешенная жена.

Доного, сощурив глаза, посмотрел на супругу, которая была на голову выше его и сильнее физически. Решив, что сейчас с нею шутки плохи, он спросил:

— Где мой сын?

— Ты не достоин называться его отцом, — грубо ответила женщина.

— Это я не достоин? Родной отец? А кто же тогда достоин? Да он же весь в меня. Клянусь аллахом, из него получится прекрасный акробат, если он научился танцевать лезгинку на канате.

— Хватит с нас одного шута, дьявол бы тебя удавил канатом…

Не обращая внимания на слова жены, Доного продолжал:

— Мой Шамиль — лучший бегун и пловец. Его как непревзойденного джигита знают все койсубулинцы. Никто в Гимрах так ловко не владеет кинжалом и не стреляет так метко в цель.

В это время в дверях показалась Патимат. Услышав слова отца, она сказала: