Имаджика - [29]

Этот отзвук разговора на Холме Змеев заставил его вспомнить о человеке, чье поручение он здесь выполнял.

– Ты говорила с Эстабруком?

– С какой это стати?

– Он пытался связаться с тобой.

– Я не желаю с ним разговаривать. – Она опустила его чашку на столик, отыскала бутылку скотча и поставила ее рядом. – Угощайся.

– А ты не хочешь глоток?

– Только чай, виски не хочу. У меня в голове и так черт знает что творится. – Она вернулась к окну, чтобы взять свою чашку. – Я столько всего не понимаю, – сказала она. – Для начала откуда ты здесь взялся?

– Я не хотел бы, чтобы мои слова звучали напыщенно, но мне действительно кажется, что перед этим разговором тебе лучше присесть.

– Да объясни ты мне, что происходит, – сказала она, и в голосе ее зазвучали обвиняющие нотки. – Как долго ты следил за мной?

– Всего лишь несколько часов.

– А мне показалось, что я видела, как ты следил за мной пару дней назад.

– Это был не я. До сегодняшнего утра я был в Лондоне.

Это известие ее озадачило.

– Так что ты знаешь об этом человеке, который хотел меня убить?

– Он сказал, что его зовут Пай-о-па.

– Плевать я хотела на то, как его зовут, – сказала она, окончательно отбросив напускную сдержанность. – Кто он? Почему он хотел мне зла?

– Потому, что его наняли.

– Что?

– Его нанял Эстабрук.

Нервная дрожь прошла по ее телу, и она расплескала чай.

– Чтобы убить меня? – сказала она. – Он нанял человека, чтобы убить меня? Я тебе не верю. Это безумие.

– Он сходит с ума по тебе, Юдит. Он сделал это, потому что не хотел, чтобы ты принадлежала кому-то другому.

Она поднесла чашку ко рту, сжимая ее обеими руками, и костяшки ее пальцев были такими белыми, что удивительно, как это фарфор не треснул в ее руках, словно яичная скорлупа. Она сделала глоток; лицо ее помрачнело.

– Я тебе не верю, – снова повторила она, но на этот раз еще более решительно.

– Он пытался связаться с тобой, чтобы предупредить тебя. Он нанял этого человека, а потом передумал.

– А откуда ты-то это знаешь? – Вновь обвинительные нотки послышались в ее голосе.

– Он послал меня, чтобы предотвратить беду.

– И тебя тоже нанял, да?

Не так-то приятно было услышать это из ее уст, но он ответил правду: да, он действительно был всего лишь очередным наемником. Выходило так, словно Эстабрук пустил по следу Юдит двух собак, одна из которых несла ей смерть, а другая – жизнь, и предоставил судьбе решать, какая из собак схватит ее первой.

– Пожалуй, я тоже выпью, – сказала она и двинулась к столу за бутылкой.

Он встал, чтобы налить ей виски, но малейшего его движения было достаточно, чтобы она замерла, и он понял, что она боится его. Он протянул ей бутылку, но она не взяла ее.

– По-моему, тебе надо уйти, – сказала она. – Скоро вернется Мерлин, и я не хочу, чтобы ты был здесь...

Он понимал причину ее нервозности, но почувствовал себя обиженным этой переменой тона. Пока он ковылял назад под мокрым снегом, крохотная часть его души надеялась на то, что ее благодарность выразится в объятии или хотя бы в нескольких словах, которыми она даст ему понять, что он ей небезразличен. Но преступление Эстабрука запятнало и его. Он не был ее спасителем, он был агентом ее врага.

– Если ты так хочешь, – сказал он.

– Именно так я и хочу.

– Последняя просьба. Если ты сообщишь полиции об Эстабруке, то, пожалуйста, не упоминай обо мне.

– Почему? Ты что, опять работаешь с Клейном?

– Давай не будем вдаваться в этот вопрос. Просто представь себе, что ты меня не видела.

Она пожала плечами.

– Ну что ж, я вполне могу исполнить твою просьбу.

– Спасибо, – сказал он. – Куда ты положила мою одежду?

– Она еще не просохла. Почему бы тебе не остаться в этой?

– Не стоит, – сказал он, не в силах удержаться от крошечного укола. – Черт его знает, что Мерлин подумает.

Она не удостоила его ответом, и он ушел переодеваться. Одежда его висела на горячей батарее в ванной комнате. Она стала немного теплее, но углубляясь в ее мокрые глубины, он чуть было не отказался от своего упрямства и не остался в одежде ее любовника. Чуть было, но не совсем. Переодевшись, он вернулся в гостиную и увидел, что она снова стоит у окна, словно ожидая возвращения убийцы.

– Как ты сказал, его звали? – спросила она.

– Что-то вроде Пай-о-па.

– Это на каком языке? На арабском?

– Не знаю.

– Так что же, ты сказал ему, что Эстабрук передумал? Ты сказал ему, чтобы он оставил меня в покое?

– У меня не оказалось такой возможности, – сказал он довольно неуверенно.

– Стало быть, он может вернуться и сделать еще одну попытку?

– Как я уже сказал, это кажется мне маловероятным.

– Он уже попытался сделать это дважды. Может быть, он ходит там на улице и думает: «в третий раз мне повезет». В нем есть что-то... противоестественное, Миляга. Как он мог так быстро оправиться после столкновения?

– Может быть, его не так уж сильно и стукнуло.

Это ее не убедило.

– С таким именем... мне кажется, его несложно будет выследить.

– Я не знаю. По-моему, такие люди, как он... они почти невидимы.

– Мерлин знает, как надо действовать.

– Тем лучше для него.

Она глубоко вздохнула.

– И все-таки я должна тебя поблагодарить, – сказала она, и в голосе ее звучало настолько мало благодарности, насколько это было возможно.