Им помогали силы Тьмы - [25]

— Ну да, ну да, — пробормотал Грегори. — Но разве не руководствовались вы при перемене имени еще и стремлением в дальнейшем сойти за турка?

— Разумеется, — охотно признался Малаку. — Почти во всех странах мира евреев презирают и ненавидят, это настоящее проклятие моего народа. В 1907 году я женился на племяннице своего дяди и компаньона. Через три года она умерла, но, покинув меня, оставила мне в утешение дочь. К тому времени, когда я оставил коммерцию, Хуррем исполнилось десять лет, я строил для нее блестящие планы на будущее. Когда я решился принять турецкое подданство и поменять имя, чтобы оно давало мне цифру семь, я решил порвать заодно с теми людьми, которые знали меня и Хуррем довольно близко. Мы переехали из Стамбула в Анкару, где все нас принимали за турок по крови: благо мы с Хуррем бегло разговаривали по-турецки.

— Значит, фон Альтерн даже не подозревал о вашем происхождении, не так ли? — спросил Грегори.

— Ему это даже и в голову не приходило. Хуррем встретила его на одном из светских раутов и влюбилась без памяти. Я, правду сказать, никогда особенно не жаловал немцев как нацию, но, с другой стороны, Гитлер тогда только еще пришел к власти, и предугадать, чем его правление может закончиться, было трудно — кто мог предположить, что его враждебное отношение к евреям может привести к таким жутким и катастрофическим последствиям для моего народа? Здесь же речь шла о счастье Хуррем, а я всегда мечтал о том, чтобы она вышла замуж за человека благородного. Но как и у большинства прусских аристократов, у фон Альтерна были непомерные амбиции и очень скудные средства. А раз у него не было денег, я, чтобы сделать мою Хуррем счастливой, дал ему эти деньги.

— Отец! — прервала его Хуррем. — Зачем ты им все это рассказываешь? Ульрих был прекрасный муж, и я с ним была счастлива.

В ответ он пожал плечами.

— Дочь моя, под вопросом стоит наша добропорядочность, и я стараюсь рассказать этим джентльменам всю правду, ничего не утаивая. И я ведь не отрицаю того, что Ульрих — если не брать в расчет его политические взгляды — достойно выполнял свою роль супруга по отношению к тебе. И не узнав по имеющимся в моем распоряжении сверхъестественным каналам, что он с честью выполнит взятые на себя обязательства, я бы никогда не предложил ему денег, чтобы он на тебе женился.

Он посмотрел на разведчиков, проверяя, какой эффект произвели его слова.

— Когда Хуррем уехала с мужем в Германию, Польша уже восемнадцать лет была суверенным государством. В Турции мне больше делать было нечего, и я переселился в Польшу — все поближе к дочери. Те из моих родственников и старых друзей, кто еще остался жив, само собой, охотно и с радостью приветствовали мое возвращение. Больше их не преследовали, я нашел достойное применение своим способностям и интересам в новой Польше, помогал, чем мог, друзьям и родственникам, но… Но в 1939 году разразилась эта новая война. И Гитлер вовсю продемонстрировал всему миру свое патологическое неприятие еврейской нации, объявив, что сотрет всех евреев с лица земли. Чтобы не стать еще одной жертвой этого маньяка, я воспользовался своим турецким паспортом и уехал из Польши, где все знали, что я еврей, сюда в Сассен. Поскольку Хуррем была женой, а теперь вдовой нацистского офицера, никто не удивился, что к ней переехал жить ее папа, турецкий подданный. Итак, джентльмены, я рассказал вам почти всю историю своей жизни.

Грегори поклонился.

— Мы очень благодарны вам, герр доктор, за откровенность. Мы вполне доверяем вам, и в этой связи нам бы хотелось узнать вашу точку зрения на то, как нам приступить к выполнению нашего задания.

Малаку протянул руку в сторону их гороскопов и стал вещать.

— Путь ваш под звездами усеян терниями и камнями, но эти пергаменты убедительно свидетельствуют о том, что час ваш пробьет и будет вам знамение. Сейчас же я бы вам посоветовал съездить несколько раз в Грейфсвальд и завести там как можно больше полезных знакомств. Вдруг одно из них даст в ваши руки необходимую ниточку?

— А почему не в Вольгаст? — поинтересовался Грегори. — Вольгаст расположен гораздо ближе к Пенемюнде, и из него ходит паром на остров Узедом.

Малаку отрицательно покачал головой.

— Для вас это невозможно. Вся зона побережья на три мили в глубину объявлена закрытой, вход разрешен только по пропускам. У Вилли фон Альтерна есть пропуск, потому что он дважды в неделю возит на грузовичке продовольствие в Вольгаст — огромное количество пищи необходимо для военнопленных, согнанных на работы на Пенемюнде, хоть их там и держат впроголодь. Да и нам кое-какое подспорье с реализацией сельскохозяйственных товаров. Но тут есть закавыка: вы с Вилли совсем друг на друга не похожи, так что этот вариант отпадает. А вот до Грейфсвальда он вас подбросить, конечно же, может.

— Вот это славно. Когда у него следующий рейс?

— Завтра, в пятницу. Но завтра 4 июня, и, по гороскопу, вам следует проявлять осторожность, чтобы опасные предприятия не выпадали на 4-е и 8-е числа каждого месяца, а также на производные от них — этих чисел вам следует избегать. И не улыбайтесь, пожалуйста, я знаю, что говорю. Следующая поездка Вилли приходится на понедельник, ваш счастливый день недели, из чего можно сделать вывод, что она может оказаться для вас плодотворной.