Иллюзия реальности - [28]

— Да, славно я поспал. Более двух тысяч лет. Вам того же желаю.

— Я бы не советовал принимать на веру любые цифры, не разобравшись в существе, — поспешил сгладить скользкий момент Ник Улин. — Кэпэдэ под единицу какого-то реактивного движка? — ну, брат, это из области фантастики.

— Но я же своими глазами читал вчера!

— Упустили из виду прилагаемое мелким тестом разъяснение, что подразумевается под этим кэпэдэ. Реактивные движители основаны на отбрасывании вещества и потому просто не могут иметь высокий коэффициент полезного действия. Вам знакомо выражение «сохранение центра масс изолированной механической системы»? В первом приближении это означает следующее. Пусть наш Леша будет представлять собой точку отсчета, — Ник Улин подлетел к Яфету и коснулся его плеча. — Прошу для чистоты представления не пользоваться двигателями скафандров. Чтобы набрать скорость за счет реактивной силы, я должен отбросить в противоположную сторону некую массу. В данном случае вас, милейший.

Оттолкнувшись от холы, Ник Улин чинно поплыл в сторону от «Элеоноры». Яфету не так повезло: толчок заставил его медленно вращаться, но он мужественно терпел неудобство наглядного пособия.

— Так вот, дорогой Яфет, мы с вами составляли единую механическую систему. Центр масс ее будет всегда находиться рядом с Алексеем, если пренебречь действием внешних сил. Я за счет отталкивания вашей массы приобрел скорость движения во-он к той звездочке. Когда я подлечу к ней, вы — чтобы наш общий центр масс все время оставался на прежнем месте — окажетесь далеко в противоположном направлении. Так и любая ракета: кончик хвоста ее реактивной струи оказывается, как правило, гораздо дальше от точки старта, чем она сама. Если под полезным действием понимать перенос звездолета на определенное расстояние, ваши девятки надо делить по крайней мере пополам.

— Но что тогда там понимали под кэпэдэ?

— Возможно, всего лишь рабочий коэффициент для расчета относительного количества тепловой энергии, которую необходимо отводить от дюз при работе двигателей.

— Ладно, посмотрю.

— Я получил напоминание о необходимости возвращения на «Элеонору», — сказал Сковородников. — Чтоб не опоздать на общее экспедиционное собрание.

— Ну и возвращайся, — ответил Яфет, замедляя вращение. — А я ничего не получал.

Ник Улин заглянул в свой полетный журнал. О нем тоже никто не побеспокоился. М-да, интересно… Социальный статус каждого члена человеческого общества не виден глазом, но отражается во множестве мелких деталей. В частности, в опеке со стороны окружающих компьютерных систем. О Сковородникове позаботились, а о личном телохранителе самого императора и трибуне Квартара — ни-ни. Что это за глыба такая, что за сверхважная шишка — Алексей Сковородников? Обычный человек, погибший в далеком двадцать первом веке, то есть более двух тысяч лет назад, и только сейчас вместе со многими другими людьми возвращенный к жизни.

— Понравилось в открытом космосе? Но, к сожалению, нам в самом деле пора возвращаться, — сказал он примирительно, обращаясь к холе. — Успеете еще нагуляться, когда будем кружить у Шара.

— Ладно, поехали, — буркнул Яфет.

Включив двигатели скафандров, они, увеличивая скорость, помчались к звездолету. Ник Улин успел затормозить у поручней, ограждающей входной люк, Яфет неуклюже ударился головой. Ни вскрика, ни сетований, но несколько раз хола все же дернул головой, как отряхивающаяся от воды собака. Сковородников спланировал неумело, но без неприятных последствий.

В первом тамбуре, под леденящим светом асептических ламп, они сбросили в утиль-аппараты навешиваемую амуницию — плечевые и поясные каркасы с реактивными двигательными установками — и разошлись по кабинам плазменного душа. Предстояло избавиться от внешней многослойной оболочки скафандров из витаматериалов. Отработанные в веках технологии лепки конструкций из атомарных составляющих и «пропитки» их электромагнитными полями позволяли изготавливать броню, не затрудняющую движений, но надежно защищающую не только от жестких космических излучений, но и от опасных для жизни быстропротекающих механических воздействий, даже от ударов микрометеоритов.

Ухватившись за специальные скобы и широко расставив ноги, Ник Улин с закрытыми глазами терпеливо переждал, пока с него не сползли последние капли тошнотворной пузырящейся массы в приемное отверстие под ногами. Уши заложило от сопровождающего пронзительного звука, и он несколько раз открыл и закрыл рот, восстанавливая слух. Довольно неприятная процедура. Зато гарантирующая полную хаотизацию всех химических структур и, тем самым, исключающая любую гипотетическую возможность заноса внутрь звездолета не то что чужеродной жизни, но даже простейших упорядоченных образований, создающих разве что сугубо теоретическую опасность заражения корабельных материалов коррозией.

Во втором тамбуре Ник Улин освободился от «бриджей» — нижней части скафандра, оснащенной системой сбора отходов жизнедеятельности астронавта, затем отстегнул «безрукавку», содержащую дыхательную систему. В ней были предусмотрены также карманы для термосов с питательной смесью, но поскольку они подавали заявку на выход в открытый космос на непродолжительное время, эти емкости на сей раз были пусты. После этого настал черед избавления от шлема с встроенным микрокомпьютером, гармонизирующим функционирование всех систем скафандра и работу распределенных датчиков. Управление было комбинированным — посредством команд, снимаемых с глазных мышц, и мысленное. В обиходе ходило «мультиэкран», «дневник», «полетный журнал», но все это были надуманные сущности. Необходимая астронавту информация проецировалась непосредственно на сетчатку глаза.