Иллюзия обмана - [8]

Незаметно Хаймер перестал смущаться и почувствовал такой покой, какого не ощущал с детства. В замке царила атмосфера неподдельного дружества и доброжелательности, знакомая ему лишь по легендам да детским сказкам. Хозяева не задавали гостю не только лишних, но и вообще никаких вопросов. Наверное, именно поэтому он сам рассказал о себе всё, включая то, зачем приехал в Дросвоскр. Молодой человек почему-то знал, что его поймут и не осудят. Так и вышло, правда, Рьох продолжал ворчать, но, судя по всему, это было обычным его состоянием.

На протяжении всего ужина Императорский Первооткрыватель никак не мог отделаться от ощущения, что его здесь ждали. Но об этом дюки предпочитали не говорить даже на безмолвном наречии. А упоминание о тёплом ночном разговоре в каморке Рёдофа оказалось лучше любого рекомендательного письма и стёрло последние следы взаимного отчуждения. В конце концов, Окт взял Хаймера под своё покровительство.

Постепенно усталость взяла своё. Молодой человек начал задрёмывать прямо в кресле и очнулся только от удивительных протяжных и гортанных звуков — дюки пели. Звучал лишь мотив, но в нём странным образом слышалась вся их история. Смысл, не спрятанный за словами, воспринимался весь и целиком.

Так закончился второй день Первооткрывателя в Дросвоскре. Ночь обещала покой и светлые сны.

Засыпая, Хаймер улыбался — мир дюков его принял.

БРАТ МРЕНД

I

Художник Мренд одиноко жил в маленьком домике на окраине громадного безумного города Шаракома, известного повальным пристрастием его жителей к продолжительным пешим путешествиям… Семьи у Мренда не было, друзей особых он не имел, но за талант и добросердечие к людям и животным получил прозвище брат, отчего-то считавшееся в провинции едва ли не самым почётным. Периодически Художник на некоторое время куда-то исчезал, потом так же неожиданно возвращался. По городу ходили слухи, что его призывают исполнять какие-то придворные заказы. Но мало ли что болтают досужие умники! Они же, например, утверждали, что Художник в своё время нарисовал каких-то глюков, которые потом ожили и поголовно сбежали в Стевос к морю. Другие поправляли, что не глюков, а дюков. И те, мол, никуда не сбегали, а просто достали всякими волшебными штуками Императора и тот, разозлившись, сослал их в Дросвоскр, где они и канули.

"Туда и дорога! — соглашались абсолютно все. — Нечего тут, понимаешь!.."

II

Уже несколько дней Художника мучили дурные предчувствия. Так всегда случалось, когда ему приходилось собираться в Мэнигу на Церемонию Написания Императорского Портрета. Вообще-то процедура эта не отнимала большого количества времени и сил. Йокещ был приветлив и приятен в обращении. Рисовать его правильное располагающее к себе лицо было легко — надо было только прибавить немножко мужественности и убрать манерности. Более того, почётная придворная обязанность сулила довольно приличное вознаграждение. Однако, несмотря на все плюсы, брат Мренд не любил этих визитов.

Настроение на ближайшие дни было изрядно испорчено. Отвертеться, сославшись на дурное самочувствие или плохие дороги, в такой, как Сударб, даже и думать не приходилось.

"И вылечат, и доставят!" — вздыхал бедолага.

Пришлось смириться, прихватить папку с эскизами, инструменты и отправиться в путь.

Дорога предстояла неблизкая, и времени подумать было более чем достаточно. Вообще-то Художник давным-давно собирался попросту удрать в какой-нибудь другой мир, где и время течёт медленнее, и никаких придворных обязанностей не существует, но здесь он был повязан по рукам и ногам.

В своей несвободе Мренд мог винить только себя. Однажды, обмолвившись в относительно незнакомой компании о своей причастности к появлению в Сударбе дюков, он попал под пристальное внимание Конвентуса. Спустя очень короткое время к нему пришли именем и по приказу Государя и объяснили, что, несмотря на все трюки со справедливостью, дюки являются лишь порождением его фантазии и нехитрой магии. А поскольку рисовать и колдовать в Сударбе умеют не только он и Одинокий Волшебник, то их творения можно и подправить, и попросту уничтожить. Пришлось заключить сделку. Став единственным гарантом свободы, а может быть, и самого существования дюков, он вынужден был из года в год исполнять свою нехитрую службу.

III

От нечего делать, Художник стал просматривать папку с эскизами, с которой никогда не расставался. Таскать-то с собой он её таскал, а вот попристальнее изучить как-то не удосуживался. Он рассеянно перелистывал наброски к императорским портретам, подмечая странную закономерность: одни — писались непосредственно с натуры, изображая монарха отдыхающим от забот о благе государства. На них Правитель позировал то в бальных одеждах, то в охотничьем костюме, то с турнирным оружием, то с книгой, а то и просто с кубком вина. Таких зарисовок было гораздо больше, и они, собственно говоря, ничего особенного собой не представляли. Но существовало несколько набросков, стоявших особняком: во-первых, это были парадные портреты, символизирующие незыблемость власти. А во-вторых, в тех случаях, когда Художник работал над ними, позировал ему не сам Император, а кто-нибудь из его приближённых. В результате получалось изображение, неуловимо похожее на вельможу, служившего моделью. Мренд вспомнил, что каждый раз такой портрет уносили к Императору, чтобы тот мог оценить его достоинства. Вскоре Государь сам выходил лично поблагодарить блистательного мастера за труд.