Иллюзия Луны - [32]

– Вы не понимаете, – мимо Кира проплыл мужичок преклонных лет, придерживая под локоть худосочную девицу с длинным носиком и без всяких перспектив, – Россия – аграрная страна. Все, что вы здесь видите, вон, детки играют, саночки, игрушки, все такое, – это пережитки крестьянских забав, и соседи наши по лестничным клеткам поголовно выходцы из рабского сословия, из крепостных. Вы посмотрите, чего они только на подоконниках выращивают! Это же какую память о земле надо иметь, чтобы в банку луковицу совать…

– Так это от бедности, – вступилась за крестьян-горожан бесцветная жертва интеллигентного паука.

– От какой бедности? Я вас умоляю, – взмахнул рукой тот.

Кир только головой покачал. Чтобы поскорей избавиться от чужого присутствия, он прикрыл глаза, погрузился в воспоминания и вновь увидел себя, такого крошечного, под бесконечными бегущими облаками высокого, как потолок бога, неба, на краю земли.

Коршуны, раскинув крылья, висели в невидимых воздушных потоках, а алтайцы смотрели на него своими узкими глазками, в которых ничего толком не удавалось разобрать. На словах жители деревни объяснили, что умер человек, инженер из Москвы. Строил здесь дорогу и помер. Что-то с сердцем. Сегодня приезжает дочь, чтобы забрать тело. Морга в поселке нет, девушка задержалась в пути, короче говоря, не согласится ли товарищ художник слегка… подправить покойника, чтобы он, ну, выглядел, «как человек» к прибытию дочки. Его просят старейшины и главный шаман.

Кир аккуратно и неторопливо вытер свои кисти, разложил их по размеру и, чтобы хоть что-то сказать, поинтересовался, чем старейшины предлагают ему «подправлять» усопшего, пастелью или маслом? Ирония здесь не конвертировалась по причине отсутствия сравнительной системы. В ответ один из них молча достал из-за спин целлофановый пакет с дешевой женской косметикой. Осмотрев тени и румяна, явно с боями отобранные по всей долине, Кир почувствовал себя участником пьесы, в которой все роли уже были распределены – мужчина умер, дочь выехала, алтайцы испортили тело, а женщины расстались с любимыми игрушками. Оставалось подчиниться и разрисовать неизвестного покойника, как живого. Он сгреб пакет и отправился вслед за посыльными к хибаре, одиноко стоявшей на отшибе.

Дальше было все, чего он ожидал, и даже сверх того. Привязанная к изгороди лошадь, чуя смерть, билась и хрипела, собаки выли и метались по двору, в доме было пусто, страшно, и уже во второй полутемной комнате на столе лежал усопший. Кир опомниться не успел, как ему сунули в руки бутылку водки, втолкнули внутрь и поспешно захлопнули дверь.

– Чего ради? – проворчал он, повязывая на лицо платок. – Воняет на соседней улице, а они двери закрывают. Русского духа боятся, нехристи…

Однако большая часть алтайцев была крещеной, и боялся он сам. И покойника, и этого дикого запаха, который, казалось, проникал под кожу, и того, что ему предстояло сделать. Безнадежно, как заключенный, Кир тщетно подергал крошечное окошко под самым потолком. Он отхлебнул водки, поморщился, нащупал в пакете коробочку с пудрой и, косясь куда-то на восток, приблизился к столу…

Об окончании этого дня у него остались самые смутные воспоминания. Кир, никогда не любивший крепко выпить, в пять минут опустошил бутылку, затем локтем высадил хилое стекло в окошке и часа полтора рассказывал покойнику о тщете всего земного. Однако, разглагольствуя, работал не покладая рук, поэтому, когда в дверь постучали, он, заплетающимся языком, но громко и гордо скомандовал:

– Заходи!

Вошли все те же алтайские хлопцы. А может, и другие, Кир и при свете дня, и на трезвую голову не очень-то их различал. Молча встали вокруг стола, подняли его вместе с телом и потащили к выходу. Кир, держась за пустую бутылку, как за последнюю опору, двинулся следом.

Коршуны вращались уже совсем близко, собаки, захлебываясь, брехали в спину, группа местных жителей молча жалась в отдалении, а посреди двора, склонившись над покойником, стояла совсем юная девушка с крышкой гроба в руках и… тихо смеялась. Кир, с трудом отдирая свинцовые ноги от вдруг ставшей такой тяжелой планеты, приблизился, чтобы взглянуть в лицо «безутешной». Оно было прелестно.

Опустив глаза на покойника, Кир оторопел. Ужас ударил сквозь хмель, и Киру мучительно захотелось смыться в степь, оседлать восточный ветер и улететь куда-нибудь за горизонт. Правильное и породистое лицо почившего мужчины было расписано, как физиономия дешевой проститутки. Жемчужные перламутровые тени переливались на веках, алый румянец в пол лица убеждал в том, что разврат бессмертен, а пунцовые губы сложились капризным увядшим бутоном. Кир застонал и с криком «Мама дорогая!» рухнул без чувств под стол.

Позже, уже от Лидии, а это она тогда стояла во дворе, он узнал, чем все закончилось. Покойника занесли обратно в дом, она смыла весь тот кошмар, который в полутемной комнате изобразил пьяный Кир, мертвое тело уложили наконец в гроб и погрузили в машину. Туда же втащили бесчувственного Кира. Мужчины быстро сбегали за его вещами, и вскоре печальная повозка затряслась через горы в направлении краевого центра. Кир окончательно пришел в себя, когда самолет разворачивался в полях над Москвой, заходя на посадку. Воспоминания проступали постепенно, под их грузом он все больше корчился и съеживался в кресле, так что, когда лайнер сел, Кир казался себе беспомощным карликом, забравшимся в гигантские одежды. Глядя на тонкий профиль незнакомой девушки, подсвеченный огнями за стеклом иллюминатора, он думал, что все случившееся в долине никогда не сможет соединить двоих людей. Он ошибался. Возможно, шаманы знали, о чем его просили. А может, и нет. Кто теперь скажет?..