Иллюзионист - [32]

Задание. Он никогда не обдумывал это серьезно. В том восторженном состоянии детали казались ему неважными: главным было понять, кто он. Пока он страдал, он не осмеливался думать об этом — а теперь наконец свободно мог. С благоговением и радостью он стал размышлять о своем сокровище. И почувствовал леденящую душу пустоту.

Кроме пустоты, там ничего не было.

Он в панике стал искать слова, которые вернули бы сокровище.

— Таэб.

Пустая куча одежды.

— Элохим.

Иллюзорный, как ветер.

— Шаддай.

Хрупкий, как стекло.

Он лежал неподвижно, не в силах понять, что произошло.

Храм пуст. Все это было злой шуткой. Никакого сигнала не будет.

Эли пришел навестить его.

— Уходи, — тихо сказал Симон. — Чтобы я тебя больше не видел. Чтоб и духу твоего близко не было.

Эли ушел, несчастный и сбитый с толку.

Симон зарылся с головой в подушку и зарыдал.

Со временем его горе утихло. Он оцепенел, словно потерял способность чувствовать. Он лежал, размышляя о своем состоянии, и пришел к выводу, что в нем нет ничего сколько-нибудь жалкого. Оно просто бесполезно. Предстоящая жизнь казалась ему бесцветной и ничем не примечательной. Он думал, где взять силы, чтобы прожить ее.

Наконец он встал с постели и от скуки пошел в кабинет. Сперва у него кружилась голова и от слабости подгибались ноги, но он почувствовал себя лучше уже оттого, что он мог двигаться. Прежде чем вернуться в постель, он час читал Платона и обнаружил, что он снова испытывает интерес к чтению. Весь следующий день он провел за чтением, сидя за столом. Через день он поднялся из постели после завтрака и сказал Деметрию, что выздоровел.

Большую часть времени он проводил за чтением. В основном он читал книги по философии, но иногда брал с полки томик поэзии, книгу по истории или один из магических трактатов. Читал он беспорядочно: перечитывал некоторые отрывки по нескольку раз, пропускал целые разделы, перескакивал с одного автора на другого, придерживаясь одной темы. Он что-то искал.

К концу недели он понял, что этого не найдет. В книгах не было ничего, кроме слов.

Он поставил книги обратно на полку и подошел к окну. Был ранний вечер. Прохладный ветерок взметнул дневную пыль и принес отдаленный стук молотка медника. С соседней улицы слышался шум громкой ссоры, разгоревшейся между двумя возчиками. На крыше соседнего дома щебетала птичка.

Симон сказал Деметрию, что отправляется на прогулку, и вышел из дома.

Он пошел по направлению к театру, где давали глупую комедию, которая нравилась публике, прогулялся в толчее базара и собирался возвращаться домой, когда, шагая по улице, ведущей в один из бедных районов, увидел небольшую толпу. Непроизвольно он двинулся туда. Вероятно, это было представление фокусника или акробата, а возможно, и мага. Он удивился, каким острым было чувство зависти.

В центре образованного людьми круга стоял худощавый, просто одетый, ничем не примечательный человек. Перед ним стояла почти вдвое согнувшаяся женщина с привычным выражением боли на лице. Ее правая рука судорожно дергалась. Симон видел ее на рынке: она была такой с рождения.

Он взобрался на корзину с оливами, чтобы лучше видеть.

Человек протянул руку и положил ее на плечо женщины. Он что-то сказал. Толпа затихла.

Это было подобно выпрямлению засохшего растения после дождя. Что-то пробежало по телу горбуньи, расслабляя, выпрямляя и успокаивая его.

Она стояла прямо. Она была здоровой.

— Чудо, — выдохнул Симон.

Женщина бросилась в ноги исцелителю. Он поднял ее.

Поверх толпы его глаза нашли Симона и встретились с глазами бывшего мага.

3. Царствие

— Я была в поле, — возбужденно рассказывала сестра Ребекка, — собирала хворост для очага и думала о том, сколько хвороста мне нужно, ведь мне нужен хворост назавтра, чтобы развести очаг, и будет ли достаточно хвороста назавтра, или мне придется искать его в другом месте, и я начала беспокоиться, и вдруг это снизошло на меня. Это было подобно… Просто снизошло, и всё. «Не беспокойся о завтрашнем дне». И я поняла. Все хорошо. Всегда будет достаточно хвороста.

Она замолчала и положила руку на колено Симона.

— Ты понимаешь? — спросила она.

— Да, конечно, — равнодушно сказал Симон.

— И даже если его будет недостаточно, — продолжала сестра Ребекка, — это неважно. Каждый день мы получаем то, что нам необходимо, и не надо об этом думать. И я подумала: «Так вот что это значит». И почувствовала себя такой счастливой.

Она одарила небольшую группу людей, собравшихся вокруг очага Иосифа, лучезарной улыбкой. Они тоже улыбнулись: ей и друг другу, радуясь общему открытию.

Огонь затухал.

— Это означает, — продолжила сестра Мириам, — что нам не надо беспокоиться ни о чем. Вот что это на самом деле означает.

— Да-да, — согласилась с ней сестра Ребекка. — Потому что Бог все знает.

— Да. И ты чувствуешь себя защищенным, по-настоящему защищенным. Не так ли?

— Да, это прекрасное чувство.

— Мне очень жаль, — задумчиво сказала сестра Мириам, — людей, которые не знают того, что знаем мы.

Воцарилась спокойная тишина — членов этой небольшой группы объединяло чувство внутреннего покоя.

Симон посмотрел на Филиппа. Тот сидел в уголке, не принимая участия в разговоре, но слушал внимательно. На его лице была улыбка. Симон изучал эту улыбку. В ней не было и тени иронии.