Иллюзии - [50]

Вилли привыкла заранее планировать свои дела и неукоснительно выполняла запланированное. При таком напряженном ритме жизни у нее почти не оставалось времени на развлечения.

Став признанным лидером студенческого движения, она, несмотря на это, часто сомневалась в своих способностях и возможностях. Она много занималась, стремясь знать как можно больше. Она редко ходила на свидания и то, в основном, деловые. У нее не было любовника, хотя в студенческой среде это было делом обычным. Здесь называли это "сексуальной революцией", способом общения, но Вилли не прельщал такой способ общения. Она видела много проблем, которые стояли перед молодежью, и не верила, что свободный от всего секс послужит для их решения. Она верила в то, что девственность и целомудрие – ее главное богатство, и со всей решительностью пресекала попытки отнять их у нее. Но, видя, какая свобода нравов царит вокруг, она прекрасно понимала, что не имеет смысла требовать от всех беспрекословно придерживаться старой морали, запрещающей девушке отдаваться мужчине до замужества.

Настало время окончания колледжа. Вилли распрощалась со своими сокурсниками и села в собственный автомобиль – подарок Нила ко дню завершения учебы. Ей было очень неудобно принимать от него такой подарок, но она подумала, что ее отказ может внести напряженность в отношения Нила с Джинни. По правде говоря, ей нравились удобства и мобильность, которые давала ей машина, так же, как нравился комфорт, который она могла себе позволить благодаря ежемесячной помощи Нила. В конце концов, она успокоила себя мыслью, что никакого благородства в бедности нет, так же, как нет ничего плохого в том, что она пользуется деньгами Нила, – каждый на ее месте поступил бы точно так же.

Она подъехала к общежитию и остановила машину. Студентам-старшекурсникам разрешалось жить вне общежития, снимая комнату в городе, но Вилли это казалось слишком хлопотным, поэтому она до конца учебы оставалась в общежитии. Припарковав машину, она вошла в современное кирпичное здание. Ее маленькая комнатка напоминала келью монахини. На стене висел плакат с фотографией Джона Ф. Кеннеди с цитатой из его выступления: "Не спрашивай о том, что твоя страна может сделать для тебя, а скажи, что ты можешь сделать для своей страны". Ей нравились эти слова, хотя сейчас, когда студенты часто вступали в стычки с полицией, они звучали несколько иронично.

В ее шкафу аккуратно была развешана одежда. Гардероб состоял в основном из вещей спортивного стиля. Вилли очень отличалась от своей матери, которая много внимания уделяла своей одежде и внешности. Дочь же, наоборот, считала это занятие второстепенным. Ее косметика была нехитрой – никаких ярких и ненатуральных цветов, ничего такого, что кардинально меняло бы ее внешность. Иногда Вилли упрекала себя за желание быть непохожей на свою мать. Как часто она критиковала ее. Ей претило желание матери выглядеть маленьким беспомощным ребенком, вести себя так, чтобы ее не принимали всерьез.

Вилли принялась прибирать в комнате, когда зазвонил телефон. Это была Джинни. Вместо вчерашней радости в голосе ее была паника.

– О, дорогая, как хорошо, что ты дома. Я весь день звоню тебе. Это ужасно, Вилли, ужасно! – Сразу было ясно, как она волнуется.

– Что случилось? – спросила Вилли. Волнение Джинни передалось ей. Ее охватила тревога. – У тебя что-нибудь с Нилом?

– Сегодня утром я видела тебя по телевизору... и в газетах... Что ты натворила, дочка? Ты подумала о последствиях? Что будет, если твой отец увидит тебя?! Он отыщет тебя, а вместе с тобой и меня!

Вилли, наконец, поняла, о чем говорит ее мать. Первым ее чувством была злость. До каких пор они будут прятаться, словно беглецы от погони, и жить в вечном страхе, что их могут поймать!

– Мама, – сказала она, справляясь с раздражением. – Прошло столько лет. Наверное, отец и не помнит, как я выгляжу...

Джинни не слушала ее.

– Он отправит меня прямиком в ад. Как ты не понимаешь этого? А что будет с Нилом? Он ведь бросит меня. – Ее голос звенел от волнения. – Тогда тебе никогда не закончить свое образование. Господи! Мы ведь погибнем, погибнем! Пожалуйста, Вилли, обещай мне, что ты никогда больше не сделаешь ничего подобного. Обещай...

Вилли хотела возразить ей, попытаться убедить в том, что бояться нечего, но Джинни была слишком взволнованна, и Вилли испугалась, как бы ее паника не вызвала истерику. Ей хотелось сказать матери, что та просит слишком многого, однако, почувствовав, как неблагодарно это будет с ее стороны (ведь после всего того, что Джинни для нее сделала, она имела право на такую просьбу), Вилли покорно сказала:

– Хорошо, мама. Я обещаю. Я буду осторожной.

Трудно было дать обещание, но еще труднее было сдержать его. Ведь это означало, что она должна отказаться от своих обязательств, делать все возможное, чтобы не привлекать к себе внимание, выйти из студенческого актива, ссылаясь на занятость и семейные обстоятельства. Она понимала, как неубедительно все это выглядело. Но она сделала это.

Как горько было ей видеть, что те, кто еще вчера поддерживал ее и шел за ней, теперь отвернулись от нее. Они считали, что она предала и их, и все движение. Она струсила. От ее былого лидерства не осталось и следа.