Иллюзии II. Приключения одного ученика, который учеником быть не хотел - [7]

Он вручил мне книжицу.

Почему ты и почему сейчас?

Потому что ты сам попросил, чтобы было так.

Нынешнее бедствие — тот шанс, о котором ты молился и трепетно ждал, что он сбудется.

Я молился об этом? О том, чтобы оказаться на пороге гибели?! Не помню, чтобы я молился о крушении самолета. И зачем бы мне молиться о таком событии? Почему я?

А потому, что все это — на грани невозможного, вот почему. Потому что это потребует от меня абсолютной решимости, день за днем, неделя за неделей, месяц за месяцем — и при этом придется преодолевать уйму препятствий. Мне нужно было узнать, сможет ли моя вера преодолеть любые проблемы.

Врачи обязаны беседовать со мной о возможных последствиях — о том, что моя жизнь может никогда не стать такой, как прежде. Я же обязан сокрушить все их верования своими собственными — верованиями, которые считаю истинными я.

Они могут апеллировать ко всем знаниям материалистической западной медицины, я же стану опираться на то, что я называю духом, и на том стоять, даже если это не согласуется с моими собственными ощущениями.

Я — совершенное проявление совершенной Любви, здесь и сейчас.

И это имеет для меня большее значение, чем жизнь в этом мире, в этом теле. Прежде я об этом не знал.

Я встряхнул головой и перевернул страницу.

* * *

Бесперспективные изобретения животных:

Волки на ходулях.

* * *

— «Волки на ходулях»? И как это связано с моей жизнью, Дон?

— Это одна из Малых Истин. Вполне возможно, она вовсе никак и не связана с твоей жизнью.

— Ух. И кто же написал эту книгу? Ты носишь ее в своем кармане…

— Ты.

— М-м?!

— Ты мне не веришь, да?

— Не-а.

— Открой последнюю страницу.

Действительно, я. Я написал предисловие, где рассказал о своей озабоченности судьбами овец-идей, которые нигде и никогда не были опубликованы. Под текстом стоит моя подпись.

— Волки на ходулях?

— Добрый ты, — сказал Дон. — Представляешь, сколько овец было бы спасено, если бы волки переключили свое внимание на такого рода упражнения?

— И то верно, — я улыбнулся. — Никогда не были опубликованы? Я и забыл.

— Может быть, ты изменишь свое отношение к утерянным воспоминаниям, а возможно, и нет.

— Я хочу помнить то, что произошло со мной и с Пафф на самом деле, Дон, а не то, чем подменил эти события мой разум!

— Любопытно… — сказал он. — Хочешь ли ты увидеть все заново — то приземление, которое произошло в соответствии с твоей верой и твоими молитвами, а не то, которое ты помнишь сейчас?

— Да!

— Знаешь ли ты, что все, что тебе явится, не реально?

— Я — совершенное проявление совершенной Любви.

Он улыбнулся и коротко кивнул.

…Тотчас же утро исчезло, как не бывало, а я оказался в кабине своего самолета в свете ясного полуденного солнца. Это не сон — я снова лечу, заворачивая свою Пафф в сторону фермерского поля. Все мысли только о приземлении. Шасси выпущены, закрылки опущены. Я знаю, что до земли четверть мили — мне даже на приборы смотреть не нужно.

Фонарь открыт — я ощущаю скорость лицом. Судя по звуку, летим несколько быстрее, чем следовало бы, поэтому я немного передвигаю рычаг газа, чтобы скинуть обороты. Настроение приподнятое. Хочется безупречно мягкой посадки на травку — до чего же красивый день! Не жизнь — картинка, верно, Пафф?

Она не отвечает. Просто слушает меня и говорит лишь на языке ветра, и шума мотора, и силуэтов деревьев, высящихся слева и справа от нас с просветом прямо по курсу.

На высоте в шестьдесят футов верхушки деревьев слева и справа оказались на одном уровне с нами, и мы мягко скользнули в сторону земли. Трава на посадочной полосе перед нами аккуратно пострижена, а по сторонам буйствует в полный рост. Сухая трава цвета заката.

Я услышал негромкий звук удара со стороны правого колеса, и в следующий миг, словно в замедленной съемке, самолет потерял управление. Пафф больше мне не подчиняется. Никогда такого не случалось в моей жизни. Теперь я уже не пилот, а пассажир — а Пафф… Пафф валится вниз.

Действительно ли я хочу прожить это? Возможно, все-таки лучше забыть…

Провода проскрежетали по стальной стойке правого шасси, разбрасывая искры — самый настоящий фейерверк раскаленного высоковольтного снега. Он обильно сыпанул справа, на миг брызнул вверх, затем постепенно стал фонтанчиком опадать — раскаленные добела искры, треща, как электросварка, посыпались на траву.

Пафф заваливается вперед, словно кто-то дал ей подножку на бегу. Я падаю вместе с ней — внезапное обратное ускорение ослепляет меня, как ударом кнута: и вот уже перед глазами только пелена кровавого цвета. Пафф перевернулась почти вверх колесами. Через две сотых доли секунды она под действием собственного веса высвобождается из проводов. Два столба позади нас рушатся, рисуя на траве дорожки из искр.

Следующий миг проходит в свободном падении — Пафф переворачивается на лету. Будь под нами пару сот футов, она смогла бы выровнять свой полет. Пусть немного опаленная, но она летела бы вперед.

Но она освободилась всего в тридцати футах от поверхности. Пафф изо всех сил заваливается на правую сторону в надежде спасти жизнь хотя бы мне.

Правое крыло ударяется оземь. И земля, словно гигантский точильный камень, мгновенно слизывает часть крыла.