Илиада - [31]

Он со стрелою бороться могучею, ежели в Трою

Вправду меня из Ликии прибыть побудил Дальновержец!»

Так говорил он, хвалясь. Но Тидида стрела не смирила.

Он отступил к лошадям и к своей колеснице блестящей,

Стал возле них и сказал Капанееву сыну Сфенелу:

«Встань, дорогой Капанид, на мгновенье сойди с колесницы,

Чтобы стрелу у меня из плеча заостренную вынуть».

Так он сказал. И Сфенел соскочил с колесницы на землю,

Стал за спиной и стрелу из плеча его вытянул сзади.

Кровь побежала ручьем через панцырь плетеный Тидида.

Громко взмолился тогда Диомед, воеватель могучий:

«Неодолимая дочь Эгиоха-Зевеса, внемли мне!

Если ты мне и отцу благосклонно когда помогала

В битве пылающей, будь и теперь благосклонна, Афина!

Дай мне убить, подведи под копье мое мужа, который

Ранить успевши меня, горделиво теперь возглашает,

Что уж недолго придется мне видеть сияние солнца».

Так говорил он, молясь. И его услыхала Афина.

Сделала легкими члены, — и ноги, и руки над ними:

Стала вблизи и к нему обратилась с крылатою речью:

«Смело теперь, Диомед, выходи на сраженье с врагами!

В грудь я тебе заложила отцовскую храбрость, какою

Славный наездник Тидей отличался, щита потрясатель.

Мрак у тебя я от глаз отвела, окружавший их прежде;

Нынче легко ты узнаешь и бога, и смертного мужа,

Если какой-нибудь бог пред тобой, искушая, предстанет,

Против бессмертного бога не смей выступать дерзновенно,

Кто бы он ни был. Но если Зевесова дочь Афродита

Ввяжется в битву, без страха рази ее острою медью!»

Так говоря, отошла совоокая дева Афина.

Сын же Тидея немедля в ряды замешался передних.

Если и прежде пылал он желаньем с троянцами биться,

Втрое теперь у него, как у льва, увеличилась сила, —

Льва, что в деревне, ограду двора перепрыгнув, слегка лишь

Ранен среди шерстоносных овец пастухом. Только больше

Силы прибавилось в нем, и пастух, защитить их не смея,

Спрятаться в доме спешит, покидая смятенное стадо.

Грудами по двору всюду лежат распростертые овцы.

Лев распаленный назад чрез высокую скачет ограду.

Так ворвался Диомед распаленный в фаланги троянцев.

Был Астиной им повергнут и пастырь народов Гипейрон.

Первого в грудь над соском он сразил медножальною пикой,

А у второго, огромным мечом по ключице ударив,

Вмиг от спины и от шеи плечо отрубил. И немедля,

Бросивши их, Диомед на Абанта напал с Полиидом,

Евридамантом рожденных, разгадчиком снов престарелым.

Им пред отходом отец их не смог разгадать сновидений.

Наземь поверг их Тидид многомощный и снял с них доспехи.

После пошел он на Ксанфа с Фооном, рожденных Фенопом,

Нежно любимых отцом. Удручаемый старостью грустной,

Сына другого Феноп не родил, чтоб наследство оставить.

Их Диомед умертвил и у братьев, — того и другого, —

Милую душу отнял, а родителю-старцу оставил

Мрачную скорбь и рыданья. Детей, возвратившихся с битвы,

Он не увидел живыми. Наследство осталося дальним.

Там же на двух он напал сыновей Дарданида Приама,

Хромия и Ехемона, в одной колеснице стоявших.

Так же, как в стадо коровье ворвавшийся лев сокрушает

Шею корове иль телке, пасущимся в месте лесистом,

Так беспощадно низверг Приамидов Тидид с колесницы,

Как ни противились оба, и снял боевые доспехи.

Быстрых коней же товарищам дал, чтобы гнали к судам их.

Видел Эней, как троянцев ряды Диомед истребляет.

Быстро пошел он сквозь сечу, сквозь всюду грозящие копья,

Пандара, равного богу, повсюду ища, не найдет ли.

Вскоре нашел безупречного он Ликаонова сына,

Остановился пред ним и такое сказал ему слово:

«Пандар, скажи ты мне, где же твой лук и крылатые стрелы?

Где твоя слава? Никто состязаться с тобой тут не станет,

И не похвалится в целой Ликии, что лучше тебя он.

Руки к Зевесу воздень и пусти-ка стрелу свою в мужа,

Кто бы он ни был, могучий: погибели много принес он

Ратям троянским, и многим, и сильным расслабил колени.

Он уж не бог ли какой, на троянский народ раздраженный,

Гневный за жертвы? Ужасно для нас раздражение бога!»

Быстро Энею ответил блистательный сын Ликаона:

«Храбрый Эней, благородный советник троян меднолатных!

Я бы сказал, что Тидиду могучему всем он подобен.

Щит я его узнаю, узнаю я и шлем дыроокий,

Вижу его лошадей. Но не бог ли то, верно не знаю.

Если же он, как сказал я, и сын многомощный Тидея, —

Все ж не без бога свирепствует он, но какой-то бессмертный

Близко стоит при Тидиде, окутавши облаком плечи.

Самые меткие стрелы куда-то он вбок направляет.

Я ведь в него уж стрелял и в плечо его правое ранил;

Выпуклость панцыря, ясно я видел, стрела пронизала;

К Аидонею, я думал, уж сверг я Тидеева сына, —

Нет, не сразил его! Есть, без сомнения, бог прогневленный!

Нет здесь со мною коней, для сражения нет колесницы.

У Ликаона в дому их одиннадцать, — новых, прекрасных,

Только что сделанных; вкруг колесниц тех висят покрывала;

Подле же каждой по паре стоит лошадей двухъяремных;

Полбу и белый ячмень мы даем лошадям этим в пищу.

В доме прекрасном своем старик Ликаон копьеборец

Часто советовал мне, как в поход я сюда отправлялся:

На колесницу с конями взошедши, — наказывал мне он, —

В схватках кровавых с врагами начальствовать ратью троянской.

Я не послушал отца, а намного б то было полезней.

Я пожалел лошадей, чтоб у граждан, в стенах заключенных,