Икона по воле случая - [2]

– Что ты можешь мне предложить? – спросил он.

– А что тебя интересует?

– Давай-ка посмотрим, давай посмотрим.

Он и не догадывался, что открыл ящик Пандоры. Мы переходили от одного шкафа к другому и за последующие часы изучили содержимое каждой полки и вешалки, каждого ящика, каждой коробки и контейнера, какие только у меня были. Я даже заметила, что кто-то из его команды заглянул под кровать: вдруг я прячу там сокровища своей коллекции. Одежда заполонила все пространство. В конце концов ситуация вышла из-под контроля; нам пришлось раздвинуть всю мебель в квартире, купить десять вешалок на колесиках, разместить их в освободившемся пространстве и развесить на них всех возможных «кандидатов» для выставки. День подошел к концу, а мы только начали.

– Мы вернемся завтра, а потом снова вернемся завтра и снова вернемся завтра! – заявил Гарольд.

После того как мы выбрали наиболее подходящие вещи, несколько дней подряд приезжал фургон и увозил их, увозил. Последним рейсом в музей отправились примерно 300 предметов одежды и еще сотни аксессуаров. Уверена, если бы им нужно было оплачивать всю эту упаковку и перевозку, они лишний раз подумали бы и поумерили свой пыл! Но им повезло, что я жила поблизости. В результате на выставке показали 80 комплектов одежды и несколько сотен аксессуаров. За стиль манекенов отвечала я.

Когда выставка Rara Avis («Редкая птица») только открылась, всемирная известность меня еще не настигла; но все быстро изменилось. Небольшая выставка стала… сенсацией. Музей не выпускал никаких материалов для прессы обо мне, не размещал мою фотографию. Мой племянник Билли ходил на выставку по выходным, каждый раз с разными друзьями, и по возвращении рассказывал, как все прошло. Он часто слышал, что посетители про меня спрашивали. Однажды кто-то даже заявил, что я уже умерла, – впрочем, в этом нет ничего удивительного, ведь Метрополитен-музей впервые отдавал должное стилю живущей женщины, которая на тот момент даже не занималась дизайном одежды.

Узнав об этом, я сказала племяннику:

– Билли, будь добр, в следующий раз, когда услышишь, как кто-то говорит что-то подобное, просто тронь его за плечо и объясни: «Моя тетушка жива и здорова. Так она экономит на дорогих похоронах».

Хотя внимание СМИ привлекло к выставке большое количество ценителей моды, настоящий шум поднялся после того, как мой дорогой-дорогой друг, ныне покойный фотограф и журналист Билл Каннингем, посвятил ей колонку в газете The New York Times от 2 октября 2005 г. Он назвал свой текст «По образу и подобию ее». Неподдельный энтузиазм Билла («За поразительным, редким взглядом на истинный стиль больше не нужно лететь в Европу») заразил всех. Именно после этой статьи на выставку стали приходить толпами, а рассказы о ней передавались из уст в уста. Роберта Смит, художественный критик The New York Times, писала: «Еще до появления слова “мультикультурализм” госпожа Апфель уже одевалась по этому принципу». Ажиотаж меня поражал, внимание льстило. А еще я поняла, что в конце января, когда выставка закроется, всему этому придет конец. Больше никакой шумихи, я просто вернусь к своей старой жизни.

Но не тут-то было. Меня вдруг начали узнавать на улицах. Некоторые стали считать меня крутой или горячей штучкой – но на самом деле я ничуть не изменилась и была такой же, как и 50 лет назад. После открытия выставки меня пригласили осенью выступить перед студентами, изучающими моду в Нью-Йоркском университете. Один из них поднялся и сказал:

– Ваша выставка была просто волшебной! Вы сделали Нью-Йорку отличный подарок на Рождество. А что Нью-Йорк подарил вам?

Я выпалила:

– Он превратил меня в престарелую старлетку.

Я недолюбливаю ярлыки, но этот прилип ко мне – и меня это даже забавляет. Возможно, потому что я сама его придумала.

ПОСЛЕ ЗАКРЫТИЯ ВЫСТАВКИ В МЕТРОПОЛИТЕН-МУЗЕЕ со мной связывались другие кураторы, которые тоже хотели представить экспозицию у себя. И вскоре Rara Avis отправилась в тур. Сначала провела три месяца в Музее искусств Нортона в Уэст-Палм-Бич, штат Флорида. В следующем году – четыре месяца в Музее искусств округа Нассау в Рослин-Харбор, Лонг-Айленд. А в октябре 2009 г. выставка полетела в Музей Пибоди в Эссексе, штат Массачусетс.

Когда мне поступило первое предложение от Музея искусств Нортона, я с удовольствием его приняла. И дело было не только в том, что у меня есть дом на Палм-Бич и это удобно. На самом деле, процесс подбора аксессуаров для образов на выставку в Метрополитен-музее так меня захватил, что я просто не могла отказаться от возможности повторить его. И если на первой экспозиции я отвечала только за подбор аксессуаров, то в музеях Нортона и Пибоди я продумывала и создавала экспозиции целиком. Конечно, таскать манекены мне не пришлось, но кураторы одевали их под моим чутким руководством. Они сами не были стилистами и с радостью воспользовались моими советами о том, как расположить манекены, подобрать одежду и аксессуары. Я принимала во всем самое активное участие.

Когда я работала над выставкой в Музее Пибоди, куратор сказала мне, что мой подход к подбору одежды и аксессуаров напоминает ей импровизацию, лежащую в основе джаза. Меня это не удивило, потому что джаз я любила с детства. И импровизировать мне нравится: нырять в гущу событий, делать то, что меня вдохновляет, и не тратить лишнего времени на размышления. Я полагаюсь на интуицию. Думаю, можно сказать, что на джаз похожа вся моя жизнь.