Икона, или Острова смерти - [36]

Вдруг она остановилась.

— Нет, не здесь, — попросила она. — Я хочу, чтобы у нас все было по-особенному.

Крикнула ночная птица, море с шепотом ударилось о берег. Я лежал навзничь, на песке, рядом с Линдой. Меня переполняло неимоверное желание, но я не собирался торопить события. Несколько секунд висело напряженное молчание. Возможно, она ждала, чтобы я начал. Не знаю. Я взял Линду за руку, чтобы помочь ей встать, и мы зашагали назад, на звуки музыки.

Мы брели по лабиринту переулков, среди прихотливо разбросанных домишек, сияющих белым в свете луны, проходили мимо бесчисленных маленьких церквушек, лепившихся друг к другу, с разноцветными куполами и распятиями, похожими на драгоценности в короне. С главных улиц, из центра городка, сюда доносился лишь отсвет неоновых огней и звуки хип-хопа. Я почувствовал, что мы отделены от прочих обитателей засыпающего острова. Мы слышали тихие вздохи ветра, бьющегося в закрытые ставни беспорядочно раскиданных построек. Затем, когда мы вышли из темного переулка на резкий свет уличных фонарей, из «Петроса» донесся дикий хохот. На пороге страстно целовались двое, абсолютно равнодушные к прохожим.

Выше по улице, за баром «Петрос», выясняла отношения еще одна парочка. Девушка визжала по-гречески, колотя парня сумочкой по голове. Линда потянула меня за руку.

— Любовники ссорятся, — шепнула она.

Когда мы приблизились, я разглядел обоих — сутулого, похожего на гнома, мужчину и стройную молодую женщину в розовом атласном платье. Красавица и Чудовище. Прекрасный Гиацинт и его извращенный наставник, Брайан.

Линда потащила меня прочь, направляясь в путаницу переулков, подальше от увиденной сцены, но пронзительная тирада Гиацинта разносилась далеко по улицам. Я попытался прислушаться, но испорченный греческий оказался мне не по зубам.

— О чем они говорят? — поинтересовался я.

Линда усмехнулась:

— Обычное дело. Трансвестит обвиняет старика в том, что он ее использует.

По мере того как мы удалялись, голоса стихали. Линда вела меня сквозь тихий сумрак, ловко маневрируя в лабиринте тупиков и то и дело останавливаясь, чтобы поцеловаться со мной в тени бугенвиллий.

Я поднялся вслед за ней по винтовой лестнице и вошел в маленький внутренний дворик. В глиняных горшках цвели цветы, и в ночном воздухе сладко пахло жасмином. Пока Линда искала ключи, я стоял сзади нее, и мои руки касались упругих округлых грудей. Она откинулась назад так, что ее волосы защекотали мне щеку, кокетливо засмеялась и отодвинулась. Когда она открыла дверь, я увидел, что комната напоминает место действия из сказок «Тысячи и одной ночи». На полулежали гигантские яркие подушки, на белых стенах висели разноцветные плетеные циновки.

Линда принялась зажигать свечи. Я лег и поудобнее устроился среди подушек. Она налила бренди в два маленьких бокала и поставила их на медный поднос. Сев рядом, она приподняла свой бокал со словами «За нас», а потом улыбнулась и наклонилась ко мне. Длинные волосы нежно окутали меня. При свете свечей ее груди казались золотыми, соски напоминали два розовых бутона, ожидающих поцелуя. Мое воображение заработало: Афродита соблазняла беспечного смертного, и я добровольно поддался очарованию богини.

Глава 18

На следующее утро я проснулся рано. Линда исчезла. Я пытался понять почему. Или, быть может, мне все приснилось? Сомнения одолевали меня недолго; я отнюдь не мечтательный подросток. На столе, рядом с вазой, полной алых гвоздик, лежала записка: «Прости, мне нужно уйти. Скоро вернусь. Чувствуй себя как дома».

Я открыл ставни и прищурился, ослепленный ярким солнечным светом. Моя одежда валялась вперемешку с разноцветными подушками и вещами Линды, которые были на ней вчера. «Значит, это был не сон», — сказал я себе и улыбнулся.

На кофейном столике лежала стопка журналов; взяв их, я обнаружил на одной из глянцевых обложек улыбающееся лицо Линды. Для французского журнала Высокой моды Линда позировала на берегу Сены, а на заднем плане интригующе маячил собор Парижской Богоматери. На обложке британского женского еженедельника снова была Линда, одетая в твид, она брела по лондонскому мосту и выглядела роскошно — элегантная, уверенная хозяйка своей судьбы.

Когда я положил журналы на место, то заметил, что из одного из них выпал клочок бумаги. Это был билет на самолет — из Тель-Авива в Лимасол, израильская авиакомпания «Эль-Аль». Я вспомнил слова Линды о том, что ее семья живет на Кипре. Возможно, она совершила поездку в приливе ностальгии — потянуло в родные места. Значит, она тоже знает, что такое всеобъемлющая тоска по дому, и не важно, насколько самоуверенными мы кажемся.

Я ступил под прохладный душ, позволив воде стекать по моему телу. Мне показалось, что я смываю с себя собственное прошлое — а может быть, вода побуждала меня задуматься о будущем? Я мог поехать в Саусалито с Линдой и попытаться спасти хоть что-нибудь — продать галерею, если понадобится. Покончить с прошлым и жить на Миконосе до конца своих дней. Начать все сначала.

Когда я вышел из душа, Линда возилась в маленькой кухне — ставила в вазу свежие цветы, прибиралась. Легкое бежевое платье и огромная белая роза в волосах. Я вышел к ней голым и попытался схватить ее.