Икона Христа - [14]
В трактате о Св. Духе св. Василий Великий в следующем смысле истолковал речение «видевший Меня видел Отца» (Ин 14,9):
Оно не относится к форме или к виду Отца, потому что Божественное естество свободно от всего составного; напротив, во Отце и Сыне усматривается благоволение, совпадающее с естеством, являющееся подобным и равным, а еще лучше сказать: тождественным... Что Отец действует чрез Сына, не означает, будто действование Отца несовершенно, и не свидетельствует о слабости действования Сына, но, напротив, показывает единство их воли[77].
Мы уже видели, что св. Афанасий истолковал указанное чтение из Евангелия от Иоанна как знак единосущности Отца и Сына. Василий Великий распространяет смысл чтения на совместную волю, «поскольку эта воля тождественна естеству». Он показывает, что Христос действовал не только как послушный слуга, но «умел также говорить как абсолютный и суверенный господин», причем одно не противоречит другому, — ибо когда Он говорил как власть имеющий и с авторитетом, то поступал так, «чтобы мы в том познали нашего Господа и Творца»; а когда действовал в качестве послушливого раба, то поступал так, чтобы дать нам весть об «Отце, Творце и Господе нашем»[78].
Способ бытия Сына, его особость в бытии Богом, в обладании Божественностью — это также основа и вид его бытия как образа. Наисобственное этого вида бытия состоит в том, чтобы не желать ничего иного, разве что желает Отец, или, как выразился св. Григорий, быть этим желанием.
Здесь надо отразить еще одну, последнюю, опасность. Действительно, возможно следующее возражение: если способ бытия Сына состоит в том, чтобы творить волю Отца, то Сын по необходимости послушлив Отцу.
От Евномия это возражение не укрылось, и он ссылался на него, чтобы показать подчиненность Сына. В своем «Изложении веры» он пишет следующее: «Сын послушлив в своих словах и делах, потому что Он есть Единородный Сын и Бог»[79].
Григорий Нисский сумел здесь показать, что в данном случае Евномий исходит из небесспорного понимания послушания (как чего-то необходимого по природе). Послушание Сына относится только лишь к домостроительству спасения Вочеловечшегося, особенно к Его послушанию «даже до смерти, и смерти крестной» (Фил 2,8). Здесь проявилось послушание Сына, поскольку до Него было непослушание человека. Напротив, по отношению к делу Творения нельзя больше говорить, что Сын совершил его «по послушанию» (как думает Евномий), иначе у апостола не было бы возможности сказать, что Сын держит мир словом силы Своей (Евр 1,3). И еще менее можно говорить о послушании Сына применительно ко внутрибожественной жизни[80]: в совершенной общности естества и воли Пресв. Троицы нет ни приказаний, ни послушания, но есть только совместная воля.
Но как в таком случае понимать, что «все чрез Него начало быть»? Как нам истолковать подобное употребление Сына как инструмента? Для Евномия — вопрос простой: по его мнению, «Сын рожден таким, что Его природа не предназначена ни к чему другому, как к послушанию»[81]. В таком случае, возражает ему св. Григорий, Бог-Сын был бы даже ниже человека: Он был бы орудием (όργανον), способным действовать чисто пассивно и узких рамках своего инструментального назначения[82], тогда как у человека есть хотя бы «свободная душа, способная к выбору, чего пожелает, по собственной силе. А кто, напротив, подчинен природной необходимости, совершает послушание или, лучше сказать, покоряется послушанию, и даже если бы он захотел был непослушным, его естество ему бы того не позволило»[83]. Если бы Сын был сотворен ради простой инструментальной силы, это означало бы, что у Него не было бы даже той свободы, которая характерна для человека. А без свободы нельзя говорить и о послушании. Следовательно, аргумент Евномия оказывается внутренне противоречивым.
Но как все-таки тогда позитивно истолковать речение «чрез Сына»? Что Отец совершает творение чрез Него, может только означать неразрывное единство обоих в единой воле — в волеизъявлении, которое исходит от Отца и полностью усваивается Сыном. Это «чрез Него» в конечном итоге означает способ бытия Сына. Ибо «свойство», характеризующее Ипостась Сына, состоит в том, чтобы Ему целиком быть от Отца, как в бытии, так и в действовании. Вот этим способом Сын есть образ Отца: Отец действует чрез Сына, и поэтому Отец познается чрез Сына.
Трудности, с которыми неизбежно встречаемся, когда говорим о тайне Пресв. Троицы, проистекают прежде всего от того, что мы исходим из своих ограниченных представлений. Тайна Пресв. Троицы Божией взрывает эти границы, мы можем приблизиться к ней лишь в догадках, во свето-мраке веры. Как нам помыслить одновременно — и отцовство Божие и полную единосущность Отца и Сына? Как полную общность, в том чине - порядке, когда нет никакого владычества? Как общность, когда полная самоотдача тождественна полному самообладанию? Как общность, когда каждое Лицо полностью производно от других и существует для других, при этом оставаясь, однако, совершенно свободным? Подобный Три-Единый Бог слишком непостижим, чтобы Его можно было представить себе в качестве воображаемого образа человеческих проекций. В то же время Он является столь высоким идеалом всего того, к чему человечество стремится, взыскуя общности, единства, любви, что представляется разумным считать человека созданным по образу и подобию
