Икона Христа - [10]

До сих пор, толкуя смысл Св. Писания, св. Григорий прибегал к конкретному смыслу слова χαρακτήρ. А теперь он углубляет второе понятие этого текста — слово Ипостась. Если под термином χαρακτήρ разумеется Сын, а под термином Ипостась — Отец, то можно спросить себя, не отрицается ли этим за Сыном собственная Ипостась. Чтобы продемонстрировать, что, напротив, Сын может быть χαρακτήρ'ом, выражением Отца лишь при условии, что у него есть собственная Ипостась, св. Григорий ссылается на известный текст из Послания к колоссянам (1, 15): Он «есть образ Бога невидимого».

Здесь, в анализе понятия образа, мы и находим ответ на вопрос, обсуждаемый в настоящем разделе книги, а именно: как может Лицо Сына быть образом Лица Отца?

Св. Григорий дает сначала довольно неожиданное определение образа: «Образ есть то же самое, что первообраз (προτότνπος), даже если он несколько другой». И он разъясняет эту дефиницию:

Ибо понятие образа было бы невозможно удержать, если бы он не имел ясно выраженных и неизменных черт. Кто наблюдает красоту образа, достигает также к познанию первообраза. А кто одновременно в духе постиг вид Сына, тот запечатлел в себе также выражение (χαρακτήρ) Лица Отца: известным способом один виден в другом (8, 10-15).

Следовательно, Сын есть образ и выражение Ипостаси Отца. Велелепота Сына такова же, что и Отца: она есть единственная красота Божия. Но все же она во Отце представлена беспричинным, «отцовским» способом, тогда как в Сыне — воспринятым, «сыновним» способом. В этом и заключается смысл определения образа: «Образ есть то же самое, что первообраз (προτότνπος), даже если он несколько другой». Сын, следовательно, действительно есть образ Отца, даже если Он «несколько другой», а именно — со своей собственной Ипостасью. Ибо поскольку Он есть своя особая Ипостась, Он и может быть выражением, χαρακτήρ'ом Ипостаси Отца. Образность не сохранилась бы, если бы образ был просто идентичен первообразу. Однако, Он есть то же самое, что первообраз, а именно: красота от красоты, Бог от Бога, свет от света, хотя Он и «несколько другой», то есть «рожденный» и небезначальный. Если из речения «Он есть выражение Его Ипостаси» сделать вывод, что Ипостась будто бы имеет один лишь Отец, то пришлось бы отрицать за Сыном, что Он действительно есть «образ Бога невидимого». То есть как раз собственная Ипостась Сына позволяет нам видеть Ипостась Отца.

Св. Григорий завершает свое великолепное, глубоко содержательное изложение, подытожив все то, о чем идет речь, на примере зеркала, к которому он охотно прибегает и который еще раз позволяет проложить мост к богословию образа:

Подобно тому, как тот, кто, рассматривая в зеркале ясно видимую фигуру, получает точное знание об отраженном лике (πρόσωπον), так и тот, кто знает Сына, вместе с познанием Сына принял в сердцеотображение Лица Отца. Ибо все, что есть Отец, усматривается также и в Сыне, и все, что есть Сыновнее, то свойственно также Отцу, поскольку Сын полностью остается во Отце и опять-таки полностью имеет в Себе Отца. Поэтому Лицо (ύπόστασις) Сына в равной мере есть Лик (πρόσωπον) совершенного познания Отца, и Лицо Отца познается в виде Сына, тогда как наблюдаемые в них собственные признаки сохраняются ради правильного различения Лиц (8, 1930).

Этими словами св. Григорий завершает свой знаменитый трактат о естестве (ούσία) и о Лице, и о нем мы можем сказать без преувеличения, что он представляет собой нечто вроде Великого уложения (Charta) в богословии иконопочитания: наблюдение Лика Сына запечатлевает в нашем сердце печать Лица Отца. Поскольку Он есть Сын Отца, Отец позволяет видеть Себя в Нем. Как Сын, Слово — это образ и лик Отца.

Лицо и Лик (ύπόστασις и πρόσωπον)

Обобщим позитивные результаты дебатов вокруг терминологии тринитарного богословия. На первом месте следует назвать различение сущности и Лица-ипостаси. Это разграничение ούσία и ύπόστασις представляет собой новшество, что и сознавалось христианскими богословами IV в[52]. Дохристианская философия такого различия не знала: в ней оба термина имели одинаковый смысл[53]. Гениальный «прием» каппадокийцев состоял в том, что они провели дифференциацию синонимичных понятий и сделали их выражениями тех двух сторон троичной тайны, разом поймать которые наше ограниченное мышление никак не может, — единство сущности и в то же время различие Лиц.

Но одного разграничения естества и ипостаси, однако, недостаточно. Еще одно понятие нуждается в уточнении, как оно соотнесено с двумя прежними, — понятие πρόσωπον, которое в обиходном словоупотреблении ближе стояло к латинскому понятию persona, чем к философскому понятию Ипостаси.

Как же св. Григорий Нисский определяет различия в значениях между Ипостасью и Ликом (πρόσωπον)? В конце трактата о сущности и Лице св. Григорий, как упоминалось, учит: «Ипостась Сына есть вид и лик (πρόσωπον) совершенного познания Отца». В этой фразе св. Григорий считает уместным употребление слова πρόσωπον для именования лат. persona, но одновременно имплицитно показывает его невразумительность, особенно когда оно используется отдельно. Πρόσωπον имеет здесь значение Лица-лика (в том смысле, который часто встречается в греч. Библии); греч. слово πρόσωπον, как и лат. persona, может означать также «маску», «театральную роль»