К вам могут обратиться по поводу одной иконы. С тем чтобы вы установили, подлинная она или нет, — достаточно туманно ответил Иван.
— С какой стати? — искренне удивилась она. — Я же не эксперт по древнерусской живописи!
Не смею с вами спорить, — про себя обрадовался Иван, — следовательно, у вас есть весомый довод для отказа, если вдруг с такой просьбой к вам обратятся.
И он удалился, оставив Эльзевиру Готфридовну в некотором недоумении.
Направляясь по Ленинградскому проспекту в сторону центра, Иван размышлял о превратностях Власти и Судьбы. Ему, одному из самых могущественных людей на земле, ничего не стоило послать людей, которые бы допросили Эльзевиру с пристрастием и добыли эликсир. Но на такой, казалось бы, логичный шаг он бы никогда не решился. На это были весомые причины. Любое направленное против Эльзевиры Готфридовны действие немедленно вызвало бы бурную и непредсказуемую реакцию всех мировых магов, колдунов и эзотериков — от африканских и гаитянских вудуистов до тибетских лам. Не будучи лично с Эльзевирой знакомы, они тем не менее слышали о ней и почитали ее в качестве старейшины цеха, каковой она, в сущности, и являлась. Так что трогать Эльзевиру никак было нельзя. В противном случае все магические силы могли быть направлены против Совета.
«В сущности, зачем нужно это проклятое бессмертие?» — философски размышлял Иван, когда они повернули к метро «Динамо» и через Петровско–Разумовскую аллею выехали на Масловку.
Днем была очередная оттепель. А к вечеру подморозило, и на асфальте появилась тоненькая корочка льда.
Джип «Мерседес–Гелендваген» следовал за неказистыми «Жигулями» в некотором отдалении. Однако при въезде на эстакаду у Савеловского вокзала легко догнал медленно едущую машину Ивана, сначала прижал ее к тротуару, а потом неожиданно отодвинулся далеко налево, как бы демонстрируя случайность предыдущего маневра.
Водитель «Жигулей» хотел что‑то сказать своему пассажиру, но не успел. Сидящий за рулем джипа резко выкрутил руль до упора направо, и вся громада и тяжесть «Мерседеса» обрушилась на хрупкую машину. По всем расчетам, мощная передняя часть «Мерседеса» должна была нанести удар такой силы, что «Жигули», смятые, как яичная скорлупа, выбив ограждение, рухнули бы на полотно проходившей под эстакадой окружной железной дороги.
Но произошло нечто непредсказуемое. От удара о, казалось бы, рассыпавшийся на ходу «жигуленок» «Мерседес» отлетел на несколько метров, закрутился на месте, как волчок, и едва не перевернулся. Обе двери с правой стороны заклинило.
Крепыши из джипа так толком и не сообразили, что произошло. Удар размягчил их и без того не слишком быстрые мозги. Мутными глазами они увидели сквозь тонированное стекло, как водитель «Жигулей» — аленький, невзрачный мужичонка — подошел к их покореженному джипу. Он потряс перед стеклом увесистой пачкой денег — видно, готов был без ментов решить все полюбовно. Сидевший справа боевик не без труда опустил стекло и автоматически протянул руку за деньгами. Это стоило ему и его напарнику жизни.
— Разойдемся с миром, ребятки, — жалобно попросил мужичок из «Жигулей».
Вместо ответа боевик выхватил деньги из его правой руки, и тут из левой руки мужичка что‑то с легким свистом вылетело, две острых иголки, несущие смертельный яд, пронзая одежду, впились в тело. Так и не оправившиеся от шока, боевики отправились в мир иной.
Водитель «Жигулей», не обращая внимания на деньги, рассыпавшиеся по полу джипа, вернулся на свое место и включил мотор. Иван сидел прямо, вытянувшись во весь рост, и невозмутимо молчал. Они продолжили свой путь.
Минут через пять Иван одобрительно произнес:
— Твоя идея использовать танковую броню оказалась полезной, Михаил. Я, честно говоря, не верил, что она нам пригодится, но вот видишь…
Береженого и Бог бережет, — ответил довольный похвалой Михаил и, раз уж господин начал сам беседу, осмелился спросить: — Может, этих типов нужно было оставить в живых и допросить как следует?
Ты все сделал верно, Михаил? — успокоил его Иван, — таких исполнителей обычно нанимают через посредников, поэтому они никогда настоящего заказчика не знают. Допрашивать их — только время терять.
Вы, как всегда правы, шеф, — искренне сказал Михаил, глубоко убежденный в абсолютном величии своего господина.
Как Судьба свела Ивана и Михаила, покрыто мраком неизвестности. Михаил, он же Мишель и Микаэль, был в своем роде уникальной личностью. Свободно говорил на пяти европейских языках, как на родных, великолепно управлял любыми транспортными средствами, в том числе легкими самолетами и вертолетами, как местный житель знал большинство крупнейших городов мира, прилично владел единоборствами и любым огнестрельным и холодным оружием. При этом он был предан Ивану, как пес, и понимал своего господина с полуслова.
В обычном молчании и безо всяких приключений они вскоре добрались до переделкинского дома.
Случай на эстакаде не слишком испугал Ивана. Он по натуре не был трусливым, иначе никогда бы ему не стать членом «Совета Пяти». Однако эта история его заинтересовала и несколько отвлекла от решений той сложной математической задачи, над которой он думал.
