Иисус: Возвращение из Египта - [30]

Моя мама видела ангела, который разговаривал с ней; значит, он вышел из толпы бесчисленных ангелов, он явился ей, сказал слова. Но что значили его слова?

Мне снова захотелось плакать, но я удержался. Я был счастлив и печален. Меня переполняли чувства, как чашу с водой. Я был так полон, что мое тело под покрывалами свернулось, и я крепко ухватился за мамину руку.

Она высвободила пальцы и улеглась рядом со мной. Я почти заснул, но не совсем.

Вот как надо это делать, думал я. Мысли скользили одна за другой. Вот как надо это делать, чтобы никто не знал. И никому не говорить, даже Маленькой Саломее или маме. Нет. Только Отцу Небесному. Я сделал это, да? И потом я узнаю, что случилось в Вифлееме. Я все узнаю.

Они пришли снова, великое множество, но на этот раз я просто улыбался и не открывал глаз. Вы можете приходить, я не буду из-за вас подпрыгивать и просыпаться. Нет, вы можете приходить, даже если вас так много, что нет вам числа. Вы приходите оттуда, где нет чисел. Вы приходите оттуда, где нет грабителей, нет пожаров, где люди не гибнут на копьях. Вы приходите ко мне, но вы не знаете того, что мне известно. Нет, не знаете.

А откуда я это знаю?

10

Что скрывала темнота? Кто нарушил ночной покой?

На следующее утро долину реки заполонили люди, спасающиеся от восстания. Мы проснулись от криков и плача. Близлежащие деревни горели. Уложив вещи на ослов, все двинулись дальше на север.

Сначала наш путь пролегал вдоль реки, потом пожары и стенания заставили нас свернуть на запад, но и там мы видели сражения и бегущих людей, с мешками за плечами и с детьми на руках.

Мы пересекли реку в обратном направлении и снова столкнулись с теми же ужасами. По дорогам сплошным потоком шли несчастные, плачущие люди, которые рассказывали о бандах грабителей и о царях-самозванцах, поджигающих без всяких причин селения, забирающих все на своем пути: и скотину, и золото. Во мне поднялся страх и стал таким реальным, что недавнее ощущение счастья казалось сном даже в ярком свете дня.

Я потерял счет дням; названия городов и селений, что мы проходили, не задерживались в моей памяти. Вновь и вновь нас останавливали разбойники. Они пробирались через толпы беженцев с криками и проклятиями, хватая все, что попадалось им на глаза.

Мы сбивались в плотную группу и ничего не говорили. На ночевку мы останавливались до темноты, вдали от поселений, которые обычно были пусты и сожжены.

В одном городе нам пришлось прятаться от разбойников, которые поджигали вокруг дом за домом. Маленькая Саломея заплакала, и я утешал ее и говорил, что скоро мы придем домой, хотя не так давно сам рыдал при виде горящего Иерихона. Сила и Левий страстно желали сразиться с грабителями, угрожавшими нам. Иаков же строго повторял указание его отца сохранять спокойствие и молчать, и так как разбойников было огромное множество, не сопротивляться им.

Надо помнить, говорили старшим мальчикам мужчины, что нападавшие вооружены мечами и кинжалами. Они убивают мимоходом. Они «жаждут крови». И мы не должны «провоцировать» их.

Иногда же мы шли до поздней ночи, хотя вдоль дороги уже расположились лагерями другие паломники и беженцы, и мужчины спорили, а в центре спора всегда был Клеопа. Тетя Мария говорила, что он счастлив, ведь его речи слышат столько новых людей.

Его больше не мучила лихорадка.

Я старался держаться поблизости от дяди. А он не переставал высказывать свое мнение о царе Ироде Архелае, что бы ни говорил ему Иосиф, и Алфей тоже махнул на Клеопу рукой. Архелай уплыл в Рим, это было известно. Но туда же отправились и другие дети Ирода — «те, кому повезло выжить», как говаривал Клеопа. Ходили слухи, будто за тридцать с лишним лет правления царь Ирод убил пятерых из своих детей, а также бесчисленное множество других беззащитных людей.

Брат Иосифа Симон был молчалив, и немногословны были его сыновья и дочери, как обычно. Их эти вещи не интересовали. Не интересовали они и мою маму.

Когда мы расставались с Зебедеем и его женой Марией Александрой, пролилось много слез, потому что «три Марии» больше не будут вместе до тех пор, пока не соберутся вновь в Иерусалиме на праздновании Песаха, а при том, как шли дела, кто мог сказать, когда это будет?

— И Елизавета, как же Елизавета? — рыдали они. — Одна-одинешенька, и маленький Иоанн уходит к ессеям!

Они заново переживали расставание с Елизаветой, хотя мы ее покинули уже давно, еще у Иерихона. Женщины поплакали о людях, которых я не знаю, а потом Зебедей и его родня сели на ослов и поехали к Галилейскому морю, в Капернаум. Я тоже хотел поехать к Галилейскому морю. Я хотел увидеть его всем сердцем.

Я скучал по морю. То есть я скучал по морю, когда мог отвлечься от всепоглощающего страха. Александрия была узкой полоской суши между Великим морем и озером. В Александрии всегда пахло водой и с моря дул прохладный ветерок. А сейчас мы забрались в глубь страны, земля здесь была каменистой и твердой. И иногда шел дождь.

Мужчины говорили, что сезон дождей заканчивается и что сейчас дождям пора прекратиться, но в обычное время они бы им радовались. Однако об урожае никто не думал, все только мечтали убежать от беспорядков и грабежей. Когда шел дождь, мы закутывались в наши накидки, но все равно мерзли.