Иисус: Возвращение из Египта - [21]

Дорога становилась все тяжелее, и мои мысли теперь были заняты трудностями пути, потому что мы поднимались все выше и выше в гору и скоро уже могли увидеть вдалеке под нами весь город. Чем выше мы забирались, тем меньше я боялся. И вот уже Маленькая Саломея оказалась возле меня. Взрослые загораживали нам город, но я не хотел смотреть на него. И никто не остановился, чтобы оглянуться и сказать, как прекрасен храм.

Мужчины заставили Клеопу сесть на осла и тетю Марию тоже посадили верхом. Они оба держали на руках малышей. Дядя как обычно что-то бормотал себе под нос.

Так шел наш караван.

И все же мне казалось, что неправильно было покидать Иерусалим таким образом. Я думал о Силе и о том, что он сказал. Да, уходить было неправильно. Несправедливо было торопиться покинуть храм в тот час, когда ему больше всего требовалась наша помощь и забота. Но, вспомнил я, ведь есть же сотни и сотни священников. Священники знают, как очистить храм, и почти все они живут в Иерусалиме и, значит, не могут уйти из города. То есть они — и первосвященник с ними вместе — останутся в городе и очистят храм как положено.

Они, разумеется, знают, что нужно делать с телом того убитого человека. Священники проследят за тем, чтобы его обмыли, обрядили и похоронили так, как следует. Правда, я старался не задумываться об убитом человеке слишком сильно, потому что не хотел снова расплакаться.

Вокруг нас высились холмы. Наши голоса подхватывало эхо. Люди начали петь, но на этот раз они пели печальные псалмы, полные боли и скорби.

Потом мимо нас пронеслись всадники. Пропуская их, мы прижались к обочине. Женщины закричали от страха. Маленькая Саломея спала на руках у Клеопы, который, похоже, тоже задремал и во сне разговаривал и смеялся.

Я заплакал. Я ничего не мог поделать с собой. Мимо нас неслась толпа всадников, и нам пришлось покинуть Иерусалим.

— Мы придем сюда на следующий год, — пообещал мне Иосиф. — И еще через год. Ведь теперь здесь наш дом.

— И может быть, к следующему году Архелая уже не будет, — сказал Клеопа, не открывая глаз, но Иаков и я услышали его. — Царь евреев! — фыркнул Клеопа. — Надо же, царь евреев.

7

Сон. Надо проснуться. Я всхлипываю. Человек падает, в его груди торчит копье. Вот он снова падает, и опять в его груди копье. Просыпайся, говорит мне кто-то, и слышатся еще чьи-то голоса. Мокрое прижалось к моему лицу. Всхлипы. Я открыл глаза. Где мы?

— Просыпайся, — сказала мама.

Оказалось, что я лежу между женщин, вокруг темно, единственный свет — лампа, да в небе полыхает какое-то зарево.

— Тебе приснился страшный сон, — прошептала мама. Она прижала меня к себе.

Мимо нас промчался Иаков. Маленькая Саломея позвала меня.

— Иисус, проснись! — крикнул мой родич Иоанн, который до тех пор не произнес ни слова.

Где это мы, в пещере? Нет. А, это дом наших родственников — здесь живут Иоанн и его мать. Остаток пути Иосиф нес меня на руках, и я заснул.

Женщины утирали слезы с моего лица.

— Тебе приснился дурной сон.

От сильного плача во сне я охрип и закашлялся. Мне было страшно, и казалось, что ничего ужаснее со мной уже не могло случиться. Я прижался к маме. Я уткнулся в нее лицом.

— Это царский дворец, — крикнул кто-то. — Они подожгли царский дворец!

Вокруг было шумно, мимо дома проскакали лошади. Стало темно. Но затем на потолке вновь задрожали красные отблески.

Елизавета тихо молилась, а один из мужчин сказал, чтобы дети отошли от дверей.

— Погасите все лампы! — приказал Иосиф. Вновь послышался звук скачущих лошадей, кто-то кричал на улице.

Я не хотел знать, о чем все говорили, почему дети визжали и кричали и почему Елизавета молилась. Меня поглотил страх.

Даже зажмурившись крепко-крепко, я видел вспышки красного света. Мама поцеловала меня в макушку.

Иаков сказал:

— Горит Иерихон. Дворец Ирода в огне. Все в огне.

— Дворец отстроят заново, — отозвался Иосиф. — Он горел и раньше. Цезарь Август проследит за тем, чтобы его построили опять. — Его голос был спокоен. Я почувствовал, как он положил ладонь мне на плечи. — Ты не бойся, малыш. Тебе нечего бояться.

На мгновение я снова провалился в сон. Храм, человек бросается навстречу копью. Я сжал зубы и заплакал, и мама прижала меня к себе изо всех сил.

— Мы в безопасности, малыш, — сказал Иосиф. — Мы в доме, мы все вместе, и мы в безопасности.

Женщины, что сидели рядом, поднялись. Они захотели посмотреть на пожар. Маленькая Саломея радостно визжала от восторга, так же как во время наших игр. Дети бегали взад и вперед, ссорились за место, откуда было лучше видно.

Маленький Симеон повторял как зачарованный:

— Пожар, пожар!

Я открыл глаза. Через распахнутую дверь, в которой столпилась детвора, виднелось полыхающее красным небо, и от одного его вида меня охватила дрожь. Никогда я не видел такого неба. Я отвернулся. У противоположной от входа стены лежал дядя Клеопа. Его глаза блестели. Он улыбнулся мне.

— Зачем? — спросил я его. — Зачем подожгли Иерихон?

— А почему бы и не поджечь его? — вопросом на вопрос ответил дядя. — Пусть Цезарь Август узнает, как мы ненавидим человека, пославшего солдат смешать нашу кровь с жертвенной кровью! Известие об этом достигнет Рима раньше Архелая. Пламя громче слов.