Иисус — крушение большого мифа - [30]

Однако ни один из них, — ни Марк, ни Матфей, ни Лука, — описывая сцену распятия и поименно перечисляя тех, кто там был, Марии, матери Иисуса, там не указал. Не знать все втроем о ее там присутствии — если бы она там была! — они не могли, как не могли и знать, но зачем-то скрыть это. Значит, их солидарное молчание о Марии под крестом может быть объяснено только ее действительным там отсутствием, и тем, что ученики именно об этом ее отсутствии и знали.

Так же, как и причину появления в написанном десятки лет спустя Евангелии от Иоанна упоминания о присутствии Марии при распятии, вполне можно разглядеть в самом содержании описываемой сцены. Чуть внимательнее приглядевшись, можно увидеть, что Мария в ней — отнюдь не главное действующее лицо, а лишь пассивный фигурант, не выполняющий ровно никакого действия, а являющийся лишь, если можно так выразиться, «объектом передачи». Действующие лица здесь — это только Иисус и сам Иоанн: Иисус поручает Иоанну заботу о Марии, и тот принимает на себя исполнение этого поручения.

Отступая чуть в сторону, стоит заметить, что аспект этого препоручения заботы, на самом деле является доводом в пользу вывода о недостоверности описываемого события. Ведь если бы Иисус действительно дал такое знаковое поручение Иоанну, тот однозначно рассказал бы о нем другим ученикам, в результате чего об этом непременно было бы упомянуто и в других Евангелиях. Отсутствие же таковых упоминаний неумолимо свидетельствует о том, что ничего такого Иоанн никому не рассказывал, что означает, что ничего такого с ним и не происходило.

Возвращаясь же к причинам появления этой сцены, то, учитывая, что ее основной смысл заключается в фиксации события передачи прав и обязанностей, можно сделать вывод, что именно ради этой фиксации она и была помещена в текст Евангелия.

Возможно, некой общине, к которой принадлежал либо сам Иоанн, либо тот, кто в действительности написал это Евангелие, общине, возможно действительно взявшей на себя заботу о матери Иисуса, для чего-то потребовалась такого вот рода «легализация» этой их заботы. Зачем и почему? Это, увы, скрыто в тумане минувших тысячелетий, как, собственно, и сама реальная судьба Марии… Но, во всяком случае, эта версия хоть как-то объясняет иначе совсем необъяснимый факт появления в тексте Евангелия от Иоанна этой, явно недостоверной, истории.

В контексте же нашего исследования темы взаимоотношений Иисуса и его матери, отметим тут два обстоятельства. Первое: Мария вовсе не является главным смысловым центром этой сцены; ее смысловой центр — это поручение Иисуса, а Мария — лишь объект этого поручения. Второе же, еще более важное обстоятельство, это то, что даже в этой, хотя и придуманной, но все же чрезвычайно драматичной сцене, Иоанн не вложил в уста Иисуса никакого иного обращения к своей матери, кроме все того же пресловутого «женщина».

И это — обращение к своей матери человека, висящего на кресте! Сквозь все свои муки и отчаяние, он, вдруг увидевший рядом свою родную мать, не находит другого к ней слова, кроме как «женщина»?!.

Что-то абсолютно неестественное, искусственно-схематичное есть в этой картинке, что лишь подтверждает вывод о том, что она является придуманной. Но какой бы придуманной она ни была, стоит обратить внимание на тот факт, что автору, написавшему эту сцену, даже и в голову не пришло, что Иисус может как-то иначе, теплее и человечнее обратиться к своей матери.

Поскольку же автор Евангелия (был ли это сам Апостол Иоанн, или кто-то другой) был, совершенно очевидно, из христианской среды, по его творчеству можно судить о том, какие именно представления об отношениях Иисуса и Марии бытовали среди христиан в конце первого, начале второго веков нашей эры…

Совершенно очевидно, что были они тогда совсем не такими, как сегодня, и даже больше можно сказать — были они прямо противоположны сегодняшним. И сохранялось такое положение дел вплоть до появления в 4 веке в текстах Евангелий от Матфея и Луки рождественских сказаний, в которых Мария представлена чуть-чуть только не ангелом небесным.

С этого же века, не ранее, началось и церковное почитание Марии, как Богородицы и Приснодевы. А до этого, в течение всех первых трех столетий, жили христиане, уверенные, что отношения Иисуса и его матери были очень плохими, о чем и было написано в их Евангелиях, и остается, собственно, точно так же написано и сегодня. Только сегодня это уже гораздо хуже видно из-за затмевающего глаза блеска рождественской елочной мишуры…

Итак, наше ранее высказанное предположение о плохих отношениях Иисуса с его матерью, основывавшееся до сих пор на анализе лишь того факта, что в проповеди Иисуса есть великолепный образ отца, но полностью отсутствует образ матери, получило подкрепление со стороны других, совершенно уже очевидных текстологических фактов.

Таким образом, его можно считать, хотя и полностью опровергающим все традиционные церковные представления, тем не менее — полностью же и подтвержденным прямыми свидетельствами новозаветных текстов.

А это значит, что можно считать установленным, что Иисус рос в семье, с которой у него были отношения, увы, полностью укладывающиеся в понятие