Иисус. Картины жизни - [20]

Мы позволили себе эти пространные рассуждения об Иоанне, потому что дошли в своем рассказе до вершины его служения. И тут нам становится страшно за него. Что будет дальше? А если Тот «Сильнейший его», Которого он уверенно обещал, не придет или окажется не таким, каким Его ожидали? Сколько было и сколько еще будет эффектных религиозных явлений, внешне подобных дворцу с импозантными входными воротами, из окон которого до нас доносятся возгласы «Какое счастье жить здесь!». Но стоит только войти в те ворота, как тут же замечаешь, что все усилия были потрачены на возведение одного лишь фасада, само же убранство дворца убогое, да и жизнь в нем такая же, и вся радость его обитателей, все, чего они достигли, состоит в том, чтобы постоянно убеждать самих себя и тех, кто снаружи, в том, как им здесь хорошо и как здесь все прекрасно. Неужели дело Иоанна могло завершиться так же? Его положение было явно не из легких, а его задача не из простых. Все, что он делал, подразумевалось как некое начало, да на совершение всего он был и не способен. Если «Сильнейший его» не придет и не совершит обетованное, тогда, выходит, Иоанн своих крестников обманул.

На мечтателя он, правда, не походил, и свидетельство тому – его простота, трезвость ума, скромность, в которой до сего времени жил и он сам, и его община. На важные вопросы: как жить дальше? чем руководствоваться в своих поступках? – у него был только один ответ: любовью, любовью к ближнему, только ею и больше ничем, той любовью, что ради другого готова на любые жертвы.

Примечательны его советы относительно профессий, презиравшихся тогда в народе. Дряхлеющим религиям свойственно и то, что набожность, по крайней мере, внешне, отдаляется от общественной жизни и ищет прибежища в занятиях, отличающихся, по ее представлению, особой благочестивостью (так, к примеру, возникали духовные ордена и т. п.). В результате все больше светских профессий объявляются «нечестивыми», отчего складывается впечатление, будто образ мыслей – благочестивый или неблагочестивый – проявляется уже в самом выборе профессии. Дурной репутацией пользовались тогда мытари и воины. Именно их было большинство из тех, кто приходил креститься к Иоанну. Представ пред ним, они смущенно спрашивали: «Что нам делать?», ожидая услышать в ответ: «Как можно скорее найдите себе другое занятие!» Но Иоанн и не собирался давать таких рекомендаций. Его мысль была иная: «Эти профессии нужные, поэтому лучше, чтобы в них подвизались мужи, живущие в страхе Божьем и в любви к ближнему! Будьте честными мытарями, кроткими воинами!»

Как ему, наверное, хотелось вместе со всеми своими крестниками выйти однажды из этого временного состояния! А что оно временное, Иоанн понимал лучше других. Как хорошо он осознавал, что его крестники, смыв однажды с себя старую грязь, вскоре опять впадут в прежние грехи, если им не будет дана свыше новая сила, дух обетованный! И тут, должно быть, в его представлениях о грядущих событиях наметился некий перелом, породивший совершенно новые мысли, о чем и повествует евангелист Иоанн. Его ум – и это справедливо – выделял из всего обетованного прежде то, чего жаждало его сердце. Сейчас ему явно было доверено управлять делами Божьими на Земле, и тем самым давалась определенная свобода и поручалось истолковывать грядущее так, как того требовало настоящее, соразмеряя с этим перед Богом и свои желания. Прихода же Судьи, Который бросит в огонь неугасимый, если все будет по-прежнему, сердце его не жаждало. Тем сильнее он тосковал по Тому, Кто даст этот Дух, Кто будет крестить Духом. Именно о Нем ему и было сказано в откровении, позволяющем нам заглянуть в полную тревог душу этого «отца семьи», которой и являлась его большая община. Иоанн должен был и хотел иметь некий знак, гарантирующий ему то, что он не жертва иллюзии. Ему было просто необходимо твердо знать, что Грядущий, который и будет действовать после него, действительно обладает даром Небес, а не одними лишь человеческими возможностями, иначе все будет просто пустышкой, хотя и в новой отделке. «На кого увидишь (однажды) Духа сходящего и пребывающего на Нем, то есть крестящий Духом Святым». Однажды, значит, не обязательно во время крещения, да ему и в голову не приходило, что крестить Грядущего будет он.

Одна мысль о приближающемся Суде наводила на него ужас. Что станет тогда с миром? Все, что он делал, – как бы щедро ни было благословение – капля в море, в сравнении с тем, сколь велико падение мира.

Личное знакомство с Иисусом, похоже, радикально изменило его представления о грядущих событиях, и в первую очередь о том, что же принесет людям Иисус. Ничего удивительного в этом нет! Вот если бы знакомство с Иисусом не оказало на него никакого влияния, вот это было бы загадочно и непостижимо. Пророчество дается так, чтобы человек мог его постичь, и притом оно часто еще переосмысливается, однако воплощается в жизнь именно так, как задумал Бог, Чьи замыслы абсолютно не соизмеримы с нашими. Никто не понимал лучше, чем Иоанн, ощутивший на себе как бы дыхание его исполнения. Возможно, он еще яснее, чем мы сегодня, осознавал, что желания (я бы сказал «намерения») Небес исполнить свое пророчество постоянно преобразуются в соответствии с текущим моментом духовной истории. Иоанн был бесконечно удивлен, но отнюдь не разочарован, поняв наконец, что все произойдет совсем не так, как он предполагал, что в этом исполнении пророчества сильно проявится Божественная благодать в отношении к человеку.