Иисус и иудаизм - [6]
Сообщество ученых-новозаветников не уделило последней работе Смита того внимания, которого она заслуживает, несмотря на то, что в ней Смит предлагает нам еще не известный материал из сокровищницы своей непревзойденной эрудиции. Возможно, их оттолкнуло то, что Смит называет Иисуса магом, как и привычка автора задирать «благочестивых». Однако мы не должны позволять себе так легко отказываться признать, что в этой работе сделана серьезная попытка исторически объяснить некоторые из главных загадок Иисуса, а именно — почему он привлек к себе внимание, почему был казнен и почему впоследствии был обожествлен. Выше я указывал, что взгляд на Иисуса прежде всего как на учителя не дает ответов на эти и на другие связанные с ними вопросы. Это можно ясно увидеть, если сравнить две недавние книги о Иисусе как учителе, книги Скотта и Брича 10, с работой Смита. Первые основаны на предположении, что основополагающая информация о Иисусе — это небольшое ядро речений и притч. В этих работах Иисус представляется загадочным творцом символов (Скотт) или сочинителем притч (Брич), речи которого в то время казались таинственными, но спустя двадцать столетий, когда с ними, наконец, разобрались, производят впечатление скорее своей формой, нежели содержанием. Думается, что такой Иисус не мог быть важной исторической фигурой. Справедливости ради надо сказать, что он в этом качестве и не рассматривается. Брич ясно говорит: «нет абсолютно никаких оснований предполагать, что Иисус разделял космологические, мифологические или религиозные идеи своих современников» 11, и в таком случае у них не было причин обращать на него внимание. Аналогично этому Скотт доказывает, что для Иисуса «царство)» было символом, а не понятием 12. Он не утверждает прямо, что Иисус и его современники говорят на разных языках, но этот вывод напрашивается. Иисус, который был только учителем, но в качестве такового оказался не в состоянии донести свои выдающиеся мысли до аудитории, безусловно, не мог обладать значительным влиянием.
Конечно, это книги маргинальные и односторонние, и другие авторы, для которых Иисус был прежде всего учителем, описывали его учение как значимое для современников и даже пытались найти в нем такие оскорбительные вещи, которые могли бы послужить причиной для казни 13. Насколько успешными были эти усилия, мы рассмотрим ниже. Но когда переходишь от маргинальных книг о Иисусе как учителе к маргинальной и односторонней книге Смита, в которой Иисус представлен магом, ощущаешь не только дуновение свежего воздуха, но и трудовой пот от усилий объяснить историю.
Я назвал книгу Смита односторонней, и здесь полезно привести пример. Комментируя Молитву Господню, он признает, что слова «да придет царство твое» (Мф. 6:10) «не имеют ясной аналогии с магией»», так как они идут «от еврейской эсхатологической мысли» (р. 132). Однако Смит считает, что частое повторение имен богов в греческих Магических папирусах может сделать понятной предшествующую строку «да святится имя твое» (Мф. 6:9). Если мы хотим найти параллели к словам о святости имени, лучше было бы обратиться к еврейским надеждам на возрождение Израиля. В своей намного более ранней работе Смит действительно цитирует строку из Каддиш 2* «Да возвеличится и освятится великое имя твое» как параллельную этой строке Матфея 14. Новые данные, представленные теперь в PGM, могут побудить нас рассмотреть фразы о возвеличивании, прославлении и освящении имени Бога в более широком контексте; но цитировать только PGM, как это без тени сомнения делает Смит, — явная односторонность.
Это приводит нас к рассуждению, которое говорит против того, чтобы без оговорок принять метод Смита и начать изучение фактических данных о Иисусе с чудес. Мы должны держать в голове общий контекст жизни и деятельности Иисуса и начать с того факта, который больше всего соответствует этому контексту. Рассуждение следующее: Иисус жил в смешанной культуре, и для лучшего понимания элементов его жизни и деятельности можно привлекать информацию из разных сфер древнего мира. Я имею в виду Магические папирусы. Но мы знаем главный контекст деятельности Иисуса: это еврейская эсхатология. Позднее я покажу, что линия от Иоанна Крестителя к Павлу и другим первым апостолам — это линия еврейской эсхатологии, и было бы заблуждением сместить центр нашего исследования с этой линии.
Я считаю, что Смит помог скорректировать направление исследований, т.е. побудил нас отойти от почти исключительной концентрации на Иисусе как учителе. Далее, основываясь на несомненном факте, что Иисус был известен как чудотворец, он привлек внимание к данным, показывающим, что в своей деятельности Иисус использовал какие-то приемы, которыми обычно пользовались маги. В-третьих, он сделал существенный вклад в методологию. Мы должны изучать свидетельствующие о Иисусе факты и попытаться понять их значение в контексте его жизни и деятельности. Я не следую Смиту, так как считаю, что есть другие факты, которые безошибочно помещают Иисуса в иной контекст, отличный от магического.
Харвей тоже строит свою книгу, помещая известные действия Иисуса в их контекст, который, в свою очередь, ограничивает их значение определенными пределами. Это отражено в названии его книги «Jesus and the Constraints of History». Его метод можно проиллюстрировать, процитировав то, что он пишет по вопросу о Иисусе как учителе.
Монография посвящена истории высших учебных заведений Русской Православной Церкви – Санкт-Петербургской, Московской, Киевской и Казанской духовных академий – в один из важных и сложных периодов их развития, во второй половине XIX в. В работе исследованы организационное устройство духовных академий, их отношения с высшей и епархиальной церковной властью; состав, положение и деятельность профессорско-преподавательских и студенческих корпораций; основные направления деятельности духовных академий. Особое внимание уделено анализу учебной и научной деятельности академий, проблем, возникающих в этой деятельности, и попыток их решения.
Предлагаемое издание посвящено богатой и драматичной истории Православных Церквей Юго-Востока Европы в годы Второй мировой войны. Этот период стал не только очень важным, но и наименее исследованным в истории, когда с одной стороны возникали новые неканоничные Православные Церкви (Хорватская, Венгерская), а с другой – некоторые традиционные (Сербская, Элладская) подвергались жестоким преследованиям. При этом ряд Поместных Церквей оказывали не только духовное, но и политическое влияние, существенным образом воздействуя на ситуацию в своих странах (Болгария, Греция и др.)
Книга известного церковного историка Михаила Витальевича Шкаровского посвящена истории Константино польской Православной Церкви в XX веке, главным образом в 1910-е — 1950-е гг. Эти годы стали не только очень важным, но и наименее исследованным периодом в истории Вселенского Патриархата, когда, с одной стороны, само его существование оказалось под угрозой, а с другой — он начал распространять свою юрисдикцию на разные страны, где проживала православная диаспора, порой вступая в острые конфликты с другими Поместными Православными Церквами.
В монографии кандидата богословия священника Владислава Сергеевича Малышева рассматривается церковно-общественная публицистика, касающаяся состояния духовного сословия в период «Великих реформ». В монографии представлены высказывавшиеся в то время различные мнения по ряду важных для духовенства вопросов: быт и нравственность приходского духовенства, состояние монастырей и монашества, начальное и среднее духовное образование, а также проведен анализ церковно-публицистической полемики как исторического источника.
Если вы налаживаете деловые и культурные связи со странами Востока, вам не обойтись без знания истоков культуры мусульман, их ценностных ориентиров, менталитета и правил поведения в самых разных ситуациях. Об этом и многом другом, основываясь на многолетнем дипломатическом опыте, в своей книге вам расскажет Чрезвычайный и Полномочный Посланник, почетный работник Министерства иностранных дел РФ, кандидат исторических наук, доцент кафедры дипломатии МГИМО МИД России Евгений Максимович Богучарский.
Постсекулярность — это не только новая социальная реальность, характеризующаяся возвращением религии в самых причудливых и порой невероятных формах, это еще и кризис общепринятых моделей репрезентации религиозных / секулярных явлений. Постсекулярный поворот — это поворот к осмыслению этих новых форм, это движение в сторону нового языка, новой оптики, способной ухватить возникающую на наших глазах картину, являющуюся как постсекулярной, так и пострелигиозной, если смотреть на нее с точки зрения привычных представлений о религии и секулярном.