Иисус глазами очевидцев. Первые дни христианства. Живые голоса свидетелей - [138]

.

Дух захватывает от смелого полета мысли в этих трех предложениях! Из «неопровержимого факта», что graphein могло означать диктовку, Шренк каким–то образом делает вывод: «Трудно понять эту формулу как–либо иначе, чем как выражение духовной ответственности за содержание книги». При этом не приводится ни единого примера, когда graphein означало бы всего–навсего «духовную ответственность» за содержание книги. Нет вообще никаких свидетельств, кроме известного употребления graphein в смысле диктовки в посланиях Павла.

Но еще более удивительно то, что эту вопиюще легковесную аргументацию затем начинают повторять, раз за разом, другие специалисты. Рэймонд Браун, один из величайших исследователей творений Иоанна конца XX столетия, в своем комментарии на это Евангелие сначала цитирует Монтгомери Хичкока, который в статье 1930 года, по большей части игнорируемой исследователями, последовательно опроверг аргументы Бернарда, хотя и сам зашел слишком далеко, заявив, что graphein не могло относиться даже к диктовке[933]. Дальше Браун цитирует самого Бернарда — его рассуждения об «умеренно каузальном смысле» graphein в Ин 21:24. «Другие, — пишет он далее, — полагают, что слово «написать» может означать авторство в намного более отдаленном смысле», — и цитирует три предложения Шренка, приведенные нами ранее. И дальше — просто отмечает, что следует интерпретации Шренка[934], а некоторое время спустя пересказывает ее своими словами: «написавший сие» в Ин 21:24 «означает всего лишь, что Любимый Ученик нес свидетельство, отразившееся в этом Евангелии»[935]. Ни единого аргумента; вообще никаких объяснений того, почему Браун предпочитает позицию Шренка позициям Хичкока или Бернарда!

Нужно подчеркнуть: никто еще не представил ни единого свидетельства того, что graphein могло относиться к более отдаленным отношениям между автором и произведением, чем отношения диктовки. Судя по всему, таких свидетельств никто даже не искал. Однако идея, что Ин 21:24 означает всего лишь, что за традиционным источником, легшим в основу четвертого Евангелия, стоит свидетельство Любимого Ученика, стала общепринятой[936]. По всей видимости, один за другим ученые полагаются в этом на мнение своих предшественников — и отсутствие лингвистических свидетельств совершенно их не останавливает. Быть может, мысль, что Любимый Ученик написал Евангелие сам, кажется им столь невероятной, что они, как утопающий за соломинку, хватаются за гипотезу, что в 21:24 сказано нечто иное. Однако, по каким бы причинам ученые ни сомневались в авторстве Любимого Ученика — сами эти причины, в отсутствие лингвистических доказательств, не могут определять значение слов «написавший сие» в Ин 21:24. Чтобы судить о значении этих слов, необходимы лингвистические свидетельства.

Здесь стоит выслушать мнение Кевина Ванхузера, специалиста по герменевтике, весьма одобряющего такой подход. Процитировав высказывания Шренка и Брауна, он затем спрашивает:

Имеет ли смысл говорить, что Любимый Ученик «написал сие» или даже «стал причиной написания», если он — всего лишь источник информации? И даже если он был основным или единственным источником — можем ли мы сказать вместе со Шренком, что Любимый Ученик «духовно ответствен» за содержание этого Евангелия? Можно ли сказать, что Паганини «ответствен» за вариации его темы у Рахманинова? Дух и смысл «Рапсодии на тему Паганини», несомненно, принадлежит Рахманинову. Паганини — не автор «Рапсодии», и считать его автором в каком бы то ни было смысле невозможно.

Стремясь разгадать одну загадку авторства, приверженцы историко–критического подхода к изучению Библии создали другую: как отдаленный источник может нести ответственность за текст, который не правил и не утверждал? Четвертое Евангелие… литературный шедевр, достигающий своих целей с помощью продуманного построения сюжета, тонкой иронии и тому подобного. Трудно понять, как в таком произведении была сохранена суть свидетельства Любимого Ученика, если только он не отвечал и за его форму. Но если он отвечал и за форму, и за содержание — почему же не признать его единственным автором?[937]

До сих пор мы, вместе с учеными, на которых ссылаемся, принимали как должное, что «сие» в Ин 21:24 — то, о чем свидетельствовал Любимый Ученик и что он написал — относится к содержанию Евангелия. Некоторые, однако, с этим не согласны и полагают, что здесь имеется в виду либо только содержание главы 21, либо какой–то письменный источник, использованный автором Евангелия при его составлении. Эти гипотезы позволили бы нам принять слова «написавший сие» в 21:24 в прямом смысле, не признавая при этом Любимого Ученика автором Евангелия. Однако они крайне маловероятны. Большинство ученых согласны, что стихи 24 и 25 не следует отделять друг от друга; а, если читать их вместе — ясно, что речь идет не только о главе 21. Очевидно, что это — заключение всего Евангелия, и «сие» — деяния Иисуса, описанные в этом Евангелии. Столь же странно понимать слова, что Любимый Ученик «написал сие», в том смысле, что он написал источник, использованный автором. Далее мы покажем, что 20:30–31 и 21:24–25 вместе представляют собой тщательно выстроенное двухступенчатое заключение Евангелия. Это значит, что в 20:30–31 и в 21:24 слово «написать» употребляется в одном и том же смысле. В обоих случаях речь идет о написании «этой книги», а не какого–то иного источника.