#Ихтамнет - [3]

Михалыч лишь продолжил изучать окружающее пространство. Рука-культя в кармане, в другой фонарик.

– Пиздец. – Шура, запрокинув лицо, втянул в сморщенные легкие весь атмосферный столб. На выдохе горько подчеркнул: – А ведь не уехали еще.

– Не уехали, – согласился Михалыч. Культяпка вылезла из кармана и похлопала Марвела по плечу. – Да, Паша. Да-а.

Протяжное «а-а» заструилась над поникшими головами бесконечным многоточием. Михалыч умел ловко расставлять многозначительные акценты.

Февраль 2018

Черный силуэт – дрожащее пятно в низком чернильном небе. Мерцают лопасти. Длинная струя огненного пунктира обильно поливает землю. Через три-четыре секунды до них докатывается рык оружия. Р-р-р-р-р-р. Рывок из-под земной пелены камушков и мусора к брошенному пикапу союзников. Чернеют ломы стволов ЗУ8. Пустые ложементы. Распахнутые двери. Михалыч, несмотря на возраст и шарообразную фигуру, успевает первым. Падает седалищем на кресло наводчика.

– Сейчас, пацаны, сейчас. – Пробует маховики наводки. Прибор проверил бэка.

– Полная.

Лязгает крышка короба. Шура уже в соседнем кресле, вцепился в вертикальную наводку. Небо снова опрокинуло ленту огня. В контуженой башке лопается колокол, но прицел гонится за дрожащей темнотой. Снова огненный шквал, лава отражается от земли и рассыпается по небу расплавленными каплями металла. Потрескавшиеся губы упрямо двигаются.

– Сейчас, сейчас. – Ладонь упрямо гладит ручку горизонтальной наводки. Право. Право. – Прибор, выше. Не тупи, бля!

Стволы прыгнули вверх, перекрестие едва нагнало проклятое марево, и стопа воткнулась в пол. Р-р-р… Р-р-р… Р-р-р… Гильзы засыпали кузов. Малиновая очередь, разрезав небо дугой, нашарила колыхавшуюся тень и рассыпалась брызгами.

– Бля! – заорали они в унисон. – Что за…

– Чугунный мост! – Прибор сорвал голос. Рокот начал расти, пелена пропеллера развернулась в сторону пикапа, и «Апач» заложил вираж.

– С-сука. – Прибор, ломая локти и колени, меняет короба. Руки сбиты, если бы не перчатки, хана пальцам. Мат, грохот тяжелой ленты. Крышка лязгает, как гильотина.

– Живее, нах. Не тормози!

– Готов.

Михалыч, не дожидаясь второго номера, крутит маховик. Сухой шелест винта, кислый пот, стиснутые до боли зубы. Прибор зычно вопит в ухо.

– Ближе, ближе!

Михалыч глух. Нога жмет педаль до судороги, отдача проваливает пикап на рессорах. Раз, второй, третий. Он бьет и бьет по педали с обреченным упорством. Клацают, крошатся зубы. Слепые глаза. Раскалываются гранитные камни в голове. И вдруг смертельная тень спрыгивает из паутины прицела, роняешь сердце глубоко под горящую землю, рука все еще крутит горизонтальную наводку, разгоняя бесполезную гонку стволов: не успеваешь, теряешь – осознаешь, что проиграл, но упертое тело давит педаль и крутит ручку. Очередь за очередью в холостое небо. Из горла вырывается тоскливый вопль загнанного зверя.

– А-а-а!

Гильзы в последний раз застучали по гофрированному железу. Звон – звон – звон. Крик лопастей. Чернота, битая на осколки. Бег, бег. Огненный воздух в разорванных легких. Рука Прибора на его лямке РПС. Рывок – Михалыч вяло шевелит ногами.

– Шура, блядь, что…

Перекошенное лицо Прибора, злой рот, дикие глаза навыкат. Вопит что-то через вату. Не понять.

– Шевелись, старый. …нах… …зда.

Михалыч послушно припадает с ноги на ногу, ломаются колени.

– Что? Что?

Шура рвет его что есть сил за собой, ноги отрываются от земли. Михалыч, чтобы не упасть, валится вперед, перебирая непослушными ногами.

– Всем …зда! – Стробоскопом мелькает ночь, вслед через секунды длинное-предлинное р-р-р-р-р-р. Далеко. Очень далеко. Глухой топот чужого винта. Они спотыкаются о кочку и валятся слаженно через упругий камыш в стоячую завонявшуюся воду. – Все…

Четвертый крест

Роджер оседлал стул, в руке – стеклянная кружка. Потягивая горяченный кофе, он тягуче размышлял:

– У меня три «мужика» есть. Два в Чечне. Десять лет. Прапором. Один тут, – он потряс левой кистью, обезображенной шрамами. Переломанные лучевые кости делали ее похожей на куриную лапку. – Заслуженно!

Коля шумно втянул воздух, охлаждая обожженный язык, и логично подвел черту:

– И четвертого возьму. Здесь! – Он допил остатки, запрокинув голову и двигая кадыком. Сбросил несуществующие капли на песок. Потянулся. – Так что, братцы, не обессудьте – работать будем много. Рисковать часто.

Братцы стояли вкруг, третий взвод, сборная солянка. Чумазые, раздетые по пояс, разного возраста и племени. Разразившаяся давеча пыльная буря разнесла палатки и вместо подготовки к завтрашнему выходу заставила поработать кайлом да лопатой. У многих – сдвинутые на лоб тактические очки, лица припорошены рыжей марсианской пылью. Руки и плечи в татуировках. У кого руническая вязь, где скандинавские руны, кресты и прочее, прочее. Как шутил Комбат, проще будет жмуров опознавать и пазлы из рук-ног складывать. И тут Роджер поставил жирную точку:

– Я научу вас, как надо умирать.

Лица вытянулись. У первоходов – побелели. Маленький Кот громко выдохнул:

– Пиздец!

Мат разбился о молчание и был подхвачен скользким ветром. Между взводником и людьми повисла неловкая пауза. Быстро темнело. Роджер всматривался в темные силуэты, будто вырезанные из бархатной бумаги. Он закинул руки за голову, скрестив пальцы. Откинулся на спинку стула. Ножки опасно провалились, и трон пошатнулся. Баран Марат, прикупленный к двадцать третьему февраля, жалобно заблеял из загона.