Игры викингов - [18]

Но звук получился хороший. Звонкий.

А потом, еще несколько секунд – тишина, нарушаемая только стонами чаек… И оглушительный рев сотни с лишним глоток.

Санёк стоял, опустошенный, чувствуя, как бежит кровь по предплечью и становится скользкой рукоять меча… Стоял, еще не понимая до конца, что жизнь продолжается. И не сопротивлялся, когда руки братьев-хирдманов подхватили его, забрали меч, щит, стянули с головы шлем, задрали рукав куртки…

Санёк пребывал в ступоре и когда его насильно усадили на песок, обработали рану. Сделал это Торд Скиллинг, ярлов скальд и по совместительству – врачеватель. Лечил по-простому: промыл морской водой, стянул грубыми стежками, ловко и быстро, умастил чем-то вонючим и замотал тряпкой. Все без наркоза, естественно, но Санёк даже не пикнул.

Потому что не чувствовал ни хрена. Никакой боли. Словно это не его рука.

Тупо смотрел на скалящегося сфинкса, черного-пречерного на светлой коже, не видимого никому, кроме Сергея…

Чуть позже, краем сознания, Санёк зафиксировал опасность: к нему пытался прорваться какой-то мужик, удивительно похожий на убитого Кнута, орал, широко разевая пасть (слышалось как сквозь бируши), махал топором… Но хирдманы Хрогнира Хитреца скрутили, оттеснили горластого.

– Пей! – В зубы Санька сунули горлышко.

Он глотнул, ожидая, что во фляге пиво… Но оказалось кое-что покрепче. Местная самогонка. Как потом выяснилось, делали ее из того же пива, но по принципиально другой технологии. Зимой вымораживали из напитка воду. Пойло, конечно, послабже водки, но внутри потеплело, и Санёк «разморозился». Вернулся слух и нормальное восприятие мира. И жгучая боль в раненой руке – в придачу.

– Я приберу пока, – крикнул Сергей, указывая на кучу боевого железа, сложенного перед Саньком.

Только узнав меч Костедробителя, Санёк сообразил: это трофеи. Он выиграл хольмганг, и оружие проигравшего теперь принадлежит ему.

– Прибери, – согласился Санёк. С его правой рукой теперь только тяжести таскать.

Черт! А как же вик? Он же теперь не может ни грести, ни сражаться! Вот засада!

Радость победы сразу потускнела.

Санёк попытался встать… Ему тут же помогли, а напротив оказался сам Хрогнир.

– Хороший бой! – похвалил ярл. – Я рад, что ты не дал себя прикончить, дренг! Очень рад! Чую, в нашем вике ты еще себя покажешь!

«Он не собирается списывать меня на берег», – обрадовался Санёк.

– Пойдем, – сказал Хрогнир. – У тебя осталось дело, которое надо закончить.

Олаф Бьернсон пребывал в горе и ярости. Одновременно. Не скрывал этого, но вел себя корректно. Зато оба его сына орали за десятерых. Жаждали отомстить за убитого братца.

Их желание можно было понять. И нежелание Санька с ними драться – тоже. Раненый, он не справился бы даже с младшим, а они вели себя так, будто планировали наброситься на Санька одновременно.

К счастью, Санёк был не один.

– Месть – это богам любо, – сказал Хрогнир-ярл, когда папа Олаф велел сыновьям заткнуться.

– Можно решить дело выкупом, – мрачно предложил Олаф. – Пятьдесят марок серебром. Кнут был могучим воином. Моим наследником.

– Не таким уж и могучим, раз его прикончил дренг, ни разу не ходивший в вики, – заметил кто-то из хирдманов. – Десяти и то много!

– Тише! – рыкнул ярл. – Я не собираюсь торговаться. И выкупа за кровь не будет. Разве что сам Сандар решит иначе…

Санёк предпочел бы откупиться. С деньгами у него проблем не было, а вот бой его, однорукого, с любым из братьев… Вот это точно проблема. Но ведь и ярл понимает, что Санёк не в лучшей форме. Значит, у Хрогнира есть какой-то план. Хитрый. Ведь не зря у него такое прозвище.

Так что Санёк мотнул головой. Нет, он откупаться не станет.

– Твой сын оскорбил моего дренга, – веско произнес ярл. – Причем сделал это… – Взгляд в сторону не слишком опечаленной гибелью жениха Фольки: —… без серьезного повода. Это все слышали. И видели, насколько твой сын был сильнее моего дренга. Но он мертв и что это значит?

– Это значит: за кровь надо заплатить! – проворчал Олаф.

– Это хольмганг, сын Бьерна, – напомнил Хрогнир. – Здесь решают не только воины. Здесь решают боги. А раз так, я бы объявил этот хольмганг свободным.

«Свободным, значит – свободным от мести, – вспомнил Санёк уроки мастера адаптации. – И в этом случае у родни погибшего не должно быть никаких претензий к победителю».

Санька этот вариант полностью устраивал.

Но не папу Олафа.

– Твой дренг взывал к Одину, и Одноглазый не остался в стороне, – проворчал Бьернсон. – Но мой бог – не Один. Мой бог – Тор! – Олаф извлек из-под бороды амулет: золотой молоток на золотой цепочке. – И Тор…

– …Да как пожелаешь! – перебил его Хрогнир. – Мы можем продолжить. Кетильфаст! Сандар ранен, а братья убитого жаждут крови и, я вижу, не станут ждать, пока мой хирдман выздоровеет. Не согласишься ли ты встать в круг вместо него? Учти: Олаф Бьернсон считает, что Тор – на его стороне, а если он не ошибается, то это немалый риск!

– Пожалуй, я рискну, – сказал хольд. – Вдруг сын Бьерна ошибается и мне придется сразиться всего лишь с людьми. С кого начнем, Олаф?

– С меня! – рявкнул тот. – Я встану в круг, чтобы отомстить за сына! И раз уж ты так хочешь, Хрогнир-ярл, пусть этот хольмганг будет чистым!