Игры века - [2]

Натанаэлю поручили составлять букеты для парадного зала. «Надо же, кто-то решил, будто я флорист», – с досадой думал он, борясь с охапками роз, лилий, ирисов. В длинных ветках плюща еще и водилась разнообразная живность. Всякий раз, когда Натанаэль хотел придать букету хоть какое-то подобие формы, из него выползало множество мошек, муравьев, жуков и гусениц.

К тому же мешали тревожные мысли. А ведь обычно последние месяцы учебы в интернате проходили очень весело. Все радовались лету и предстоящим каникулам. Участники ярмарки строили планы, составляли списки мест, куда надо будет заглянуть. Мечтали о девчонках, которых теперь уже никто не запретит им целовать. В спальнях тайком устраивали прощальные вечеринки. Все завидовали счастливцам, которые наконец-то смогут жить по-настоящему, а не понарошку.

Часто, лежа в кровати или умирая со скуки на уроках, Натанаэль мечтал о жизни за стенами интерната. С каким нетерпением он ждал ярмарки! Но вот она почти наступила, и больше всего ему сейчас хотелось превратиться в муравья и уползти в дырку в полу. Да, Натанаэль решил остаться в городе, чтобы помешать Кровавым братьям. Достойный выбор, но при одном воспоминании о графине Веритэ охватывает ужас. Это воспоминание, как игла, колет изнутри. Перед глазами снова и снова возникает картина: маленькая девочка стоит на подоконнике. Еще шаг – и она упадет. «Когда в следующий раз ты решишь проявить снисходительность, знай: девочка умрет». Этот бесстрастный голос всё еще звучит в ушах.

Натанаэль понимал, что в любом случае развиваться всё будет невесело: ведь очень скоро Арман узнает, чем ему придется заниматься при выходе из интерната. А как удивились учителя, обнаружив Морду-Решетом в списках участников ярмарки! «Как этот отпетый бандит смог там оказаться?» – вполголоса недоумевали два почтенных профессора, стоявшие рядом с Натанаэлем. Арман же тогда похлопал его по плечу и, улыбаясь до ушей, сказал:

– А ты неплохо поработал, приятель! Я и не мечтал отсюда выйти, но ты всё так гладко подделал… Стариканы из Совета да ли мне зеленый свет. И я теперь даже на Игры века погляжу!

Морда-Решетом подмигнул и прошествовал к себе в логово, разглагольствуя о своем славном будущем. Совсем скоро он поймет, что его будущее – это прочистка канализационных труб, и смертный приговор Натанаэлю будет подписан. Мальчик тяжело вздохнул и стряхнул с рукава гусеницу. Теперь и Жером его не поддержит! Они больше не разговаривают – с той самой ночи, когда Натанаэль, прижавшись ухом к печной трубе и холодея от ужаса, слушал, что с его городом собирается сделать Веритэ.

В ту ночь Жером его ждал. И, конечно, он хотел знать, почему лучший друг вернулся в интернат так поздно, да еще с шишкой на лбу и царапиной на щеке. Натанаэль отказался отвечать, и Же ром поставил ему ультиматум: или тот говорит правду, или дружбе конец. Скрепя сердце Натанаэль выбрал второе. Конечно, он мог бы просто поставить метку, и Жером бы всё позабыл, но о та ком не хотелось и думать. После разговора с графиней Натанаэль поклялся себе, что применять свой дар будет лишь в случае смертельной опасности. Потерять друга было больно, но всё-таки не смертельно.

Натанаэль вздрогнул. Он неловко схватил розу, шипы расцарапали кожу. Сжав зубы, он смотрел, как на ладони выступают три фиолетовые точки. Как же он ненавидел свою кровь, липкую и вязкую, как смола! Как неприятен ее странный цвет!

Вдруг чей-то голос прервал его размышления:

– Здравствуй, Натанаэль!

Рядом стоял Альсид. Учитель был одет в черную тогу. Светлые волосы в беспорядке спадали на лоб, под глазами залегли глубокие тени.

– Как красиво! – воскликнул он, указав на букеты. Натанаэль внимательно посмотрел на Альсида. Было видно, что тот плохо спал. Возможно, ему тоже мешали тревожные мысли. С той самой встречи в музыкальной гостиной Натанаэль изменил мнение об учителе в лучшую сторону: ведь он посмел возразить Веритэ. Да, Альсид ненавидит Лариспем, предан Кровавым братьям, а в его мягком голосе иногда слышатся нотки безумия. Но он заботится о Наследниках. А для Веритэ дети – лишь оружие, пешки, которые можно передвигать с места на место.

– Что случилось, учитель?

– Мне придется покинуть интернат. И я пока не знаю, когда вернусь.

– Это из-за Веритэ? – ошарашенно спросил Натанаэль.

– Мадемуазель Веритэ! – поправил Альсид. – Ты должен быть почтителен с графиней. Да, мне нужно перед ней отчитаться. Я нашел женщину, которая чуть тебя не убила. Помнишь ее?

Натанаэль провел рукой по голове, нащупал шишку.

– Да уж. Забуду не скоро.

– Она больше не доставит тебе неприятностей. Ни тебе, ни другим братьям.

То есть он ее просто прикончил? Натанаэль счел за лучшее промолчать.

Учитель поправил тогу. Под ней виднелся дорожный наряд. Сейчас Альсид выйдет из интерната, и неизвестно, когда они увидятся снова. Натанаэлю вдруг стало грустно. Учителя не будет на ярмарке, и теперь, возможно, их пути разойдутся.

– Когда ты вернешься? Помедлив, Альсид ответил:

– Натанаэль, я хочу кое-что рассказать. Когда мне было столь ко же лет, сколько тебе, я думал, что я сын служанки и что у меня нет отца. Однажды приемная мать показала мне картину. На ней были изображены мои настоящие родители. Так я впервые узнал историю своего появления на свет. Картина висит в моей спальне – я знаю, ты ее видел. Я решил, что отныне буду зваться Альсид Валентин – в честь отца и матери. Я долго изучал химию и алхимию, но так и не постиг секретов трансформации. Я не мог продолжить дело своего деда, Луи д’Омбревиля, но решил сделаться его верным последователем. Стал служить Кровавым братьям, разыскивать Наследников, обучать их и возвращать родителям.