Игры в любовь - [26]

Похоже, она ожидала услышать «да», но Кэти почему-то почувствовала, что, согласившись, она выдаст свой страх. Словно она из тех мягкотелых трусих, что готовы всем поддакивать. Поэтому она ограничилась судорожной улыбкой.

Упомянув о более интересных занятиях, миссис Гуинн имела в виду свою профессию. Она была художницей, более того, портретистом, и довольно известным: ее работы часто выставлялись на Бонд-стрит. Ее студия располагалась на верхнем этаже дома. У нее была масса богемных друзей, и Мик с самого нежного возраста присутствовал на их сборищах. Мать не раз писала Мика, получилась целая серия портретов, которые она обещала попозже показать Кэти. Все эти пугающие факты уже хранились в памяти Кэти — Мик много рассказывал ей о матери. Кэти ожидала увидеть существо рассеянное и слегка не от мира сего: собранные в узел спутанные седые волосы, испачканные краской руки, красивое морщинистое лицо с постоянно отсутствующим выражением. И уютный артистический хаос в доме, со стеллажами, заросшими пылью, и холстами повсюду.

Этот образ пугал Кэти, ведь в ней самой не было ни капли богемности, галереями и театрами она не интересовалась, а вопросов про искусство боялась как огня. Однако теперь ей не хватало той рассеянной художницы, какую нарисовала фантазия. Воображаемая миссис Гуинн вряд ли оценила бы ее любимые виды отдыха — реалити-шоу по телевизору и оглушительный хип-хоп. Но что подумает о ней реальная миссис Гуинн, она не могла даже представить. Хотя голос и манеры у матери Мика были как у дамы из высшего света, остальных признаков великосветской особы Кэти не обнаружила: ни жемчугов, ни высокой, пышной прически, ни облегающего черного платья. А Кэти предпочла бы иметь дело со стереотипом. Но великосветская дама была облачена в потертые джинсы, пусть и в сочетании с блузкой из струящегося шелка, а ее пепельные волосы были острижены совсем коротко, «под мальчика». Правда, цвет у волос был изумительный: нежный пепел, готовый обратиться в ничто, стоит только прикоснуться к нему кочергой; серый цвет мягко растворялся в бледном золоте, оттеняя кожу, несомненно увядающую, но до сих пор красивую.

— Кэти, вы наверняка не сможете есть эту лазанью, — сочувственно сказала миссис Гуинн. — Мик говорит, вас мучит ужасная тошнота по утрам. Поэтому я запаслась всякими печенюшками… А вот и хлеб. Если хотите, я приготовлю тосты. И еще я вчера купила большую бутылку диетической колы и откупорила, чтобы вышел газ. Дочь моего приятеля, Лора Стивенс… Мик, ты помнишь ее? Так вот, Лора недавно родила. И по ее словам, диетическая кола без газа прекрасно подавляет тошноту. Поэтому я решила, что стоит попробовать.

— Большое спасибо, — сказала Кэти, тронутая заботой миссис Гуинн.

— Так вам налить?

— Ладно, — пролепетала Кэти, — только сначала покажите, где у вас туалет, на случай, если придется туда бежать…

— Прямо по коридору, в самом конце. Мик, почему бы тебе не налить Кэти стаканчик колы? Бутылка на кухонном столе. Только не клади лед, вода должна быть комнатной температуры, так желудок меньше раздражается.

— Уж это я знаю, мам, — усмехнулся Мик. Он поднялся с дивана. — И вообще, не пора ли обедать?

Миссис Гуинн доверительно улыбнулась Кэти:

— Вечно голодный. А в детстве такой ненасытный был. Одна его няня все твердила, что это не ребенок, а черная дыра. Но по крайней мере никогда не привередничал, ел все, что не прибито.

— На родную мать я не обижаюсь, — весело сказал Мик и отправился на кухню.

— Скоро сядем за стол! — крикнула миссис Гуинн. — Просто я хотела, чтобы вы попробовали, не поможет ли вам кола, Кэти. Хотя уже пора доставать лазанью.

Она взглянула на изящные серебряные часики на запястье, и в тот же миг раздалась трель входного звонка.

— Ну вот. Зря я беспокоилась. Салли никогда не опаздывает. Мик, встреть Салли, раз уж ты встал!

Кэти услышала, как открывается входная дверь и Мик с Салли обмениваются приветствиями.

— Стефани! — воскликнула Салли, появляясь в дверях. — Как дела?

— Все в порядке, дорогая, спасибо… Боже, какая ты красивая!

Вот Салли, в яркой розовой кофточке и кремовой юбке, на все сто процентов вписывается в компанию матери Мика, с горечью подумала Кэти. Простая, веселая и, как верно заметила миссис Гуинн, красивая. Рядом с ее нарядом черное платье Кэти смотрелось ужасно официально. Не говоря уж о том, что Кэти исхудала настолько, что больше походила на вешалку для одежды, чем на живого человека.

— Ой, какая прелесть, ты надела серьги, которые мы с Джуди тебе подарили! — весело сказала Салли, подходя к Кэти, чтобы поцеловать ее. — Как я рада, что они тебе понравились!

Кэти машинально коснулась сережки-попугайчика. И, едва коснувшись, ощутила непреодолимое желание сорвать серьги и растоптать. В суматохе вечеринки открытка Салли и Джуди оказалась отдельно от подарка, и Кэти решила, что сережки подарил ее старый приятель, вспомнивший, что она обожает птиц. Серьги ей нравились. Точнее, нравились до этой самой минуты, когда выяснилось, кто на самом деле их подарил. Почему-то обиднее всего казалось именно то, что Салли так точно угадала ее пристрастия, — даже обиднее, чем ее появление на этом обеде, который должен был стать официальным дебютом Кэти. Господи, да Салли, похоже, своя в этом доме. Вот сучка! Взять бы этих долбаных попугаев да запихнуть ей в задницу! Кэти обхватила живот руками, словно напоминая себе о том, что у нее есть кое-что, чего нет у Салли.