Игры сердца - [33]

Волосы казались горячими, как будто и в них повысилась температура. Но вообще-то они у Марины всегда были такие, Иван давно заметил этот необычный температурный эффект ее волос. А может, это ему казалось.

– Сильно голодный? – спросила она. – А то суп не доварился еще.

Так всегда беспокоилась Таня – что ему придется пять минут подождать обеда. И неожиданно было, что Марина тоже об этом беспокоится.

– Ты суп варишь? – удивился Иван. – У тебя же температура.

– Но есть-то надо, – пожала плечами она.

Вообще-то с тех пор, как Марина стала жить у него, обед бывал всегда. Но то, что она приготовила поесть и сегодня, с температурой, тронуло его. Она заболела впервые после того, как вошла в его дом. Как странно! Ивану казалось, что они живут вместе уже очень долго, а оказывается, это время было таким коротким, что они и поболеть даже друг при друге еще не успели.

– Ложись, – сказал он. – Иди, Марин, иди. Доварится суп – я тебя позову.

Дверь в комнату была открыта, и он видел, как Марина ложится на диван, укрывается пледом. В квартире было тепло, но ее знобило, наверное.

Все это действительно выглядело так, будто она была здесь всегда. Хотя она жила с ним всего три месяца и даже вещей своих сюда почти не привезла. И в этом тоже заключался ее такт, и это нравилось ему, как и все в ней ему нравилось.

Когда возвращались из байкальской экспедиции, в Иркутске была низкая облачность, вылет задержали на пять часов, и в Домодедово прилетели ночью, усталые и сонные. Получали багаж, выносили к машинам бочонки с байкальским омулем – лучший подарок родным и близким… Во всей этой обычной суете возвращения Иван потерял Марину из виду и даже как-то забыл о ней. А когда вспомнил и огляделся, то увидел, что она садится в машину.

«Встретил ее кто-нибудь, что ли?» – подумал он.

Он ведь так и не знал, есть ли у нее муж: ее об этом расспрашивать было бы странно, да и Андрея не хотелось. Поэтому теперь Иван на минуту замешкался: вдруг это муж ее и встречает, хорош же он будет, останавливая ее. Но присмотревшись, он понял, что машина – просто такси и что Марина садится в нее одна.

Он едва успел открыть дверцу – такси уже оъезжало от стоянки.

Марина сидела сзади и молча смотрела на него.

– Подожди, – сказал Иван. – Сейчас вещи принесу.

И через пять минут, сев рядом с нею, назвал водителю свой адрес. Марина так и не произнесла ни слова. Только когда, уже у подъезда, доставая из багажника ее и свой рюкзаки, он спросил словно бы мимоходом: «Ты должна кого-то предупредить, что останешься у меня?» – она ответила:

– Нет. А ты уверен, что тебе это надо?

Что «это», она не объяснила, но он понял и так.

– Уверен, – сказал Иван.

И с тех пор она выходила из его дома только на работу. Он даже не очень понял, откуда появился в его квартире тот минимум вещей, который был ей необходим для повседневной жизни. Может, в рюкзаке у нее все это лежало, с Байкала еще; сама она не говорила, а он не спрашивал.

И вот она простудилась, лежала под пледом на диване, шмыгала носом, говорила жалобным голосом, и все это было ему очень приятно.

Иван попробовал кипящий на маленьком огне рисовый суп, решил, что он уже готов, выключил огонь и налил суп в две глиняные миски. Глубоких тарелок у его и не было даже: из мисок ничего не проливалось, их удобно было носить по всей квартире, да и суп он ел дома крайне редко.

– Ну вот, – сказал Иван, входя в комнату с мисками в руках, – суп готов, спасибо.

– Рано благодаришь. – Марина села на диване. – Еще же не попробовал. Невкусно, может.

– У тебя все вкусно. Сейчас хлеб принесу.

Он поставил миски на журнальный столик.

– Там котлеты на сковородке, – сказала Марина. – С гречкой. Ты включи пока огонь, пусть подогреваются.

– Котлеты? – удивился он. – А я не заметил.

– Сковородку на плите не заметил? – удивилась уже она. – Рядом с кастрюлей.

– Я думал, она пустая. Думал, с завтрака стоит.

– Так завтрак же когда еще был, чего ж бы ей пустой стоять. – Марина улыбнулась и поморщилась: наверное, в носу сразу засвербело. – Ну что ты тарелки носишь, Ванюша? Я бы и на кухню пришла.

– Сиди уж, болезная, – сказал Иван. – Ешь суп, пока горячий.

Видно было, что ей приятны его заботы. Она завернула ноги в плед, взяла со столика миску и стала есть суп, аккуратно держа миску у рта. Вместе с хлебом Иван принес чеснок, она принялась отнекиваться:

– Ой, я не буду!

И он, конечно, сразу понял, почему: запаха стесняется. Он заставил Марину поесть чеснока, но она все равно старательно заела его супом, а потом, когда уже пили чай, еще и зажевала лимонной коркой.

С работы он сегодня вернулся поздно, поэтому пора было уже и спать. Иван разложил диван, постелил. Марина в это время была в ванной, а когда вернулась оттуда, то выглядела в кружевной ночной сорочке такой свежей и даже бодрой, как будто и не была больна. Щеки у нее, правда, алели простудным румянцем, но и такой, болезненный румянец очень ей шел.

Иван собирался еще почитать перед сном, но вид румяной Марины в белых кружевах показался ему таким соблазнительным, что он отложил книгу.

Она хотела выключить торшер, но он не дал и долго любовался ею – и до, и во время, и после близости. Неяркий свет, которого Иван вообще-то не любил, сейчас, когда такой свет падал на голую Марину, возбуждал его и будоражил.