Игры с судьбой. Книга вторая - [46]

Только не смотря на беды, что стороной не обошли, рано ему о смерти грезить. Смерть, конечно от боли избавит. Но ведь не от одной только боли. Ото всего. Уходя в небытие, не вернешься назад, Судьбу не взнуздаешь! Смерть, это ведь навсегда. Навечно….

Только вздохнуть, отмахиваясь от невеселых своих дум, от сомнений. Прикрыть веками глаза, пытаясь воскресить совсем иное бытие — тихие вечера, когда воздух стоит, напоенный благоуханием цветов и трав, а небо похоже на лазоревый бархат. И солнце купается в море, неспешно окуная бока в морскую пучину. И негромко, словно боясь спугнуть чары, переговариваются птицы. А неподвижный воздух укутывает тело мягким пледом, стирая капельки пота, забирая усталость, которую принес дневной зной.

Где это было? Было ли?

Не приснилась ли в краткий миг грез вселенская та безмятежность?

Мир, надежный, не стремящийся уйти из-под ног. Неспешность, что дарила иллюзию незыблемости. Казалось, так будет вечно!

Да как-то быстро минула вечность — глазом моргнуть не успел. Застлал покой глаза. Не заметил, что хищник готов вцепиться в горло.

Только сжать пальцы, вгоняя ногти в плоть, наказывая себя, болью тела притупляя боль души….

Ничего… еще только раз, только одна битва и домой, в гнездо. На Рэну….

И все равно, что и там будет трепать, не выпустив его из зубов, совесть. Все равно….

Впрочем, нет. Не все равно. Было б так — пальцем не пошевелил сам в капкан не сунулся! Давно сорваны розовые очки, и мир, где прекрасный, где неприглядный, видит в истинном свете, не позволяя обманываться на его счет.

Было бы все равно, сложил бы лапки, отравил память. Не так и сложно. Припасено черное эрмийское зелье, только кинь в вино, раствориться в безбрежности память, оставит его в покое…. Только нет. Разве позволит себе этого? Желать и жаждать будет. Но вот так, самому…. Нет… никогда.

Покатать капсулу между пальцев, рассматривая на свет. Посмотреть и запереть в сейфе, чтоб не мозолила глаза, чтоб не тянулись к ней руки.

На краткие мгновения позволить себе опуститься в кресло, прикрыть глаза, прогнозируя ход боя. Если Стратеги вмешаются — будет худо. Не вмешаются — хуже стократ. Хотя б потому, что напрасно. И бой и жертвы — напрасны….

Только сложить пальцы в старый, с детства известный жест, отгоняющий нечисть. И усмехнуться, это отметив. Давно не верит в духов и богов. Кажется, тысячи лет с той поры прошли, а в момент опасности пальцы все так же чертят знакомый знак. Память!

И снова, как во сне — тихий ветер. Изумрудные травы. Близкие горы и дивное море, в котором солнце купает рыжие бока.

Закрыв глаза уверовать бы в мечту, уйти бы в нее, отказавшись от мира окружающего, только безумие грез все равно, что смерть.

Так что нет для него выхода. Нет.

Только осознавать это страшно. И смиряться не хочется. Порой смирение хуже смерти. Страшнее.

И из лабиринта этого нет выхода. Есть только вход.

Тронула ласковая ладонь белые пряди. Оглянулся — стоит за спиной мальчик — тэнокки. Лазоревые волосы, безбрежные глаза, нежностью, какой-то запредельной нечеловеческой нежностью полны взгляд и жесты. Только пальцем шевельни, позови, утопит в нежности своей, слова против не скажет. Только можно ли? Только стоит ли рисковать?

Если б не черная липкая паутина кода. Если б не была исковеркана душа. Если б только в ответ на нежность рождалась нежность, а не черное угарное облако ярости, боли, ненависти! Если б только, пойдя на поводу у страсти, можно было б остаться человеком!

И вновь покачать головой, отвести мягкую ладонь, отстраниться, холодностью взгляда обрывая возможность сближения. Расстоянием отгораживаясь, словно стеной, расправляя гордо плечи, вскидывая подбородок.

Скулила душа побитой собакой. Только и в этом — разве ж признаться?

Только вновь подбирались пальцы в кулак, сжимались крепенько! Мог бы — этими самыми пальчиками схватил бы за горло Хозяина. Держал бы его, сжимая, покуда б не придушил!

Кто виноват, что, не терзая Лиги, не мог подобраться к горлу заклятого врага? Он ли сам, судьба ли…. Сил искать ответ на эти загадки не было. Желания — тем паче.

Отослав тэнокки, опустился в кресло, активировал карты. Вновь и вновь прокручивал разнообразные варианты исхода столкновения Эрмэ и Лиги.

Как ни крути, иного выхода не было.

20

Тих закат. Опускается на мир темнота всеми оттенками бархатной сини, накрывает постепенно. А в небесах появляются звезды — мелкие искорки света, дрожат, словно от холода.

В пространстве холод невыносим. Холоднее лишь в его сердце. Закрыть глаза, изгоняя память о рейде на Кианману. Отстраниться б, не помнить.

Налетели жалящими осами, ударили с неба, брали не силой — неожиданностью. Эх, легконогие, острозубые хищники! Смеялся Катаки, удивляясь тому, как просто, оказывается, бывает побеждать…. Лишь он один не смеялся, шествуя по обожженной земле победителем.

Летел над черной золой белый край одежд, подкатывала к горлу дурнота. И так знал, что увидят глаза. Только разве ж от этого легче? Тяжелый запах горелой изоляции и плоти, разорванные на куски тела. Не позволил он Кианману сопротивления. Первый же удар лазерной пушки пришелся по складам. Только кто ж знал, что так близко к складам будет поселок?