Игры с судьбой. Книга третья - [66]

— Да, господин…

И вновь как когда-то смотреть снизу вверх, не в состоянии удержать слез, переполнивших глаз. «Да, господин! Помимо воли, вырвавшиеся слова, за которые сам себя ненавидел, как согласие с тем, что признавал над собой власть мерзавца, как знак смирения со своей участью раба.

Если б ненависть могла жечь, то его спалила бы все на многие мили окрест, и превратила б усмешечку Хозяина в недолгую гримасу боли. Ах, как хотелось увидеть гримасу боли на этом породистом холеном лице. Как хотелось бы увидеть отчаяние в разных глазах демона!

Только бы смочь!

Усилием воли заставить себя подняться на ноги, под тяжелым, давящим взглядом Господина, словно кот с мышью, забавлявшемся с ним. Стоять, чувствуя, как нарастает скала на плечах. Теряя равновесие, все равно держать гордо поднятой голову, и развернутыми — плечи.

Тело ломило, как будто на плечах лежал весь небесный свод. От усталости подкашивались ноги, кругом шла голова. Казалось еще немного, краткий миг и лопнут сосуды, взорвется сознание, разлетаясь мелкими пчелками — искрами.

Но едва не упасть не от тяжести, а от того, что в какой-то миг, в долю секунды она исчезла. Схватиться руками за виски, тщетно пытаясь сфокусировать зрение, тщетно пытаясь собрать разбегавшиеся мысли.

Император смеялся, но сейчас не было дела ни до этого издевательского смеха, ни до собственных чувств. Кое-как, добравшись до дивана, провалившись в объятья парчовых подушек, Да-Деган тяжело вздохнул.

«Впредь дураку наука, — подумал с грустью. — Осмелел, нос задрал. Зазнался. Только рано. Рано! Ничего еще не завершено, не сделано.»

27

Каждый день словно год. Каждый день до бесконечности долог. И каждый день одно и то же! Надоевшие до оскомины переговоры, встречи с Императором и его свитой, недовольное бурчание Катаки, одиночество среди толпы.

Сбежать бы! Но куда не беги, не сбежать от себя. И только терпеливо ждать момента, когда ж, наконец, будут найдены компромиссы, когда обе стороны почувствуют себя не обманутыми в ожиданиях, а лишь слегка ущемленными.

Усмехнувшись, Да-Деган вспомнил, как торговался за каждую планету, за каждую пядь земли, за каждый глоток воздуха. Знал, что не отдаст ни одной из планет, но как торговка на рынке стоял на своем, лишь иногда признавая справедливость требований Империи, и уступая.

Боялся, больше всего боялся, что Император поймет, догадается, что и этот искусный торг, и заранее заготовленные аргументы — лишь часть игры. Потому не и не мог уступить. Не имел права.

Беся Хозяина до белого каления, искусно играя на натянутых нервах, лишь изредка позволял себе ядовитые намеки, что на таких условиях пусть кто-то иной укрепляет Его власть и трон. Был осторожен, улыбчив и ласков. Маневрировал с мягкостью домашнего кота. Но не позволял забывать и о том, что кроме этих манер и улыбок, в подушечках лап спрятано остро отточенное оружие коготков.

А в остальном……

В эти несколько дней был забыт весь мир. Восходы, закаты, стремительные ливни и палящее солнце, все это было где-то. Далеко. Но не в его сердце. Не в его душе. Не в его мире. Он словно босиком шел по раскаленным пескам бесплодной пустыни. И мучила жажда — безмерно и неотступно. Облизывая пересохшие губы, оставаясь наедине с собой и собственными мыслями, шептал полузабытые слова молитв, пытаясь найти еще неиспользованные крохи сил.

И казалось — еще немного осталось времени, до того, как настигнет удар. Казалось, Смерть ходит рядом, кружа, выбирая момент, что б вытряхнуть из тела измученную душу.

Усталость…. Никогда не думал, что она может быть такой — полной, безмерной, пьянящей. И был бы рад упасть, провалившись в сон. Закрыв глаза отрешиться от сущего, и не мог. Что за дурная натура — быть в центре событий, отслеживать каждый вздох, и пытаться влиять на будущее?

Лишь одна отрада. Иногда, как целую вечность назад, под сводом императорского дворца — ждать встречи с Ней. Иногда, случайно столкнувшись то в саду, то на лестнице грустно улыбаться, глядя в небесной синевы, глаза. Улыбаться так, что все его чувства становились понятны без слов!

Это немое обожание. Эта страсть, заставляющая румянцем пылать лицо и сиять глаза! Это взволнованное дыхание восемнадцатилетнего мальчишки!

Робел, когда касались друг друга взгляды. Отводил первым взгляд.

Шеби!

Да разве мыслимо такое совершенство?! Эти походка и голос, от которых сходил с ума, словно плавясь металлом в доменной печи! Эти чувства — ему же страшнейшая пытка!!! Тянуло к ней, словно магнитом. Все мысли, снова и снова возвращались к ней. Знал, самое большее, что ему суждено — просто стоять рядом, держать в ладони ладонь! Но как мало было этого большего! Разве утолят жажду три капли воды?

Знал, что сходит с ума, что одним своим приближением к ней сам сводит себя с ума. Не идти — не мог!

То вечером под закат, то ранним утром завидев ее в саду, словно мальчишка и сам стремился туда же. Хоть кончиками пальцев коснуться листьев, что касалась она, дышать тем же воздухом, сидеть на той же скамье!

И иногда, лишь иногда, приходить в себя, вздрагивая от ироничных взглядов эрмийской знати. Как ненавидел все это скопище! Как мечтал избавиться от подобного соседства, но только и вида не показывал. Пожимал плечами. Словно и для самого были странными эти чувства. Эта его любовь.