Игры с призраком. Кон первый - [30]

— Да, век просвещения еще не настал, — вздохнула девушка.

— Чудно говоришь, вроде по-нашенски, а непонятно. Там все боги так говорят? — Гневомир в небо посмотрел.

— Откуда мне знать? — пожала плечами девушка, миски побитые рассматривая.

— Ты ж богиня, — озадачился парень.

— Я?!! — беспредельно удивилась Халена. — И на основе чего вам пришло сие в голову, сударь? У меня, что уши ромбиком или волшебная палочка в руках?

Гневомир и слова не понял, но недовольство учуял.

— Ты не серчай, без умыслу я.

— Что `без умыслу'? О-о-о. Ты ничего не понял, да? Объясню более доступно — я человек, как ты и другие!

— Ты сама Халеной сказалась, — поджал губы парень упрямо.

— И что? А ты Гневомир. Или у вас Гневомиры в богах не значатся, одни Халены в пантеоне?

Парень смутился окончательно, не понимая значение слова, но, услышав в голосе насмешку, затоптался и миски сгреб:

— Пойду.

— Куда? — преградила дорогу Халена. — Начал — договаривай! Из-за чего ты меня в боги записал?

— Так это токмо слепой разве ж не узрит, — пожал плечами Гневомир, посмотрел, как на ребенка капризного. — Ты не серчай, госпожа, мое дело тебя берёжить, как назначила.

`Госпожа` только и услышала Халена. Это слово словно язык колокола ударило по вискам и поплыло перед глазами зыбкое марево неясных теней. Множество глаз: смеющихся, зеленых, равнодушно — льдистых, теплых карих, насмешливых серых, злых карих и бездонно синих, нежных, внимательных. Горло вдруг сдавила непонятная, бескрайняя тоска, будто потеряла она нечто особо ценное, жизненно важное, заблудившись в безвременье. И вырвался непроизвольный крик — где ты?! И душа устремилась навстречу синеве. Закружила, завьюжила по сердцу горькая стынь отчаянья. Но отчего? Почему синие глаза бередят душу? Кто этот синеглазый ей? Кто она ему? Она его знала

Гневомир увидел, как побелело вмиг лицо Халены, зашатало горлицу, того и гляди, рухнет. А глаза-то — ах, ты! То чернотой заволочет, то золотом омоет — богиня, во истину, правду старики баяли. Бросил парень миски, не глядя, руки к девушке протянул, чтоб успеть подхватить, ежели ноги не сдержат, но прикоснуться не смел, заробел, почитай, впервой в жизни своей разудалой. 'Вот ведь Гагураодарила — осилить ли честь? Саму деву-воительницу, богиню светлую бережить. Добавился, знать кончилось мое время молодецкое, житье привольное, безпонталычное, за ум браться надобно, боги так велят. Знали, поди, кого в побратимы дщери своей приветить, надежу на меня имают. Не подвести бы, не оплошать'.

— Занедужила, госпожа?

— Не надо… не помню… не зови так… — зашептали побелевшие губы

— Как же?.. Как? — растерялся Гневомир.

— Не знаю, как угодно.

— Сестрой обзову, не осерчаешь? — осмелел парень, гордо приосанившись.

А и то правда, через дар ее светлый вроде породнился он с ней, на ступень вверх от простых смертных шагнул, к божьим чертогам приблизился.

Халена кивнула, в себя приходя, зови, мол, и лицо ладонью потерла, челкой тряхнула. Мир вокруг снова четким стал, реальным от ресниц Гневомира до мха у ограды, но в сердце еще саднили занозой странные образы, как тени, безвозвратно уходя вглубь памяти. И не достанешь их, потом и не узнаешь, чьи, кто? Лишь синие глаза четко отпечатались в сознании и не спешили, как остальные, стереть свой след.

— Ладно, брат, собирай черепки, пошли Устинье сдаваться, — решительно заявила она, гоня прочь тщетные изыскания по глубинам собственной памяти.

Г Л А В А 9

— Хошь в купальню сведу? — предложил Гневомир, поглядывая на хмурую Халену, притулившуюся на лавке у крыльца. Настроение у нее было мерзкое, а отношение к себе отвратительное.

Весь вчерашний день она честно пыталась загладить свою вину за разбитые чашки, хватаясь за любую работу, лишь бы толк был. В итоге от ее усердия всех начало бросать в нервную дрожь. Устинья взирала на нее с ужасом, девушки обходили стороной, как чумную, князь недобро щурился, Купала хмыкал в усы, а гридни ржали, как жеребцы.

Халена посмотрела на свои руки и никак не могла в толк взять — отчего они не помнят простой работы? Что за неумеха, глупая? Неужели раньше не работала? Откуда тогда она взялась здесь? Где раньше была и чем, интересно, занималась?

Ни одного немудреного дела она не смогла выполнить, ничем помочь, только забот прибавила. Пряжа, которую ей предложили смотать в клубок, в ее руках превратилась в узловатый, бесформенный кусок, годный разве что на выброс. Порезанные кое-как, крупными кусками овощи были кинуты ею в суп прямо с кожурой, щедро сдобрены приправой, оказавшейся впоследствии кореньями от запоров, и суп благополучно сварен пустым безвкусным варевом, годным лишь в чисто медицинских целях, как средство очищения желудка. Выметенный и вымытый Халеной пол потом несколько часов отскребали две девушки, поглядывая на нее, как на смертельно больную, причем на всю голову. Ведра, с которыми Халена пошла по воду, благополучно утонули вместе с коромыслом, спасибо, сама следом не окунулась, в огороде вместо сорняков она отважно боролась с горохом…

В общем, не было в городище печали, да Халену `безрукую` леший послал, знать, чтоб жизнь аборигенам медовухой не казалась.