Игры обмена - [17]

_{Рынок в Антверпене. Неизвестный мастер конца XVI в. Королевский музей изящных искусству Антверпен. Собственность А. С. L., Брюссель.}

более надобности каждую зиму прясть и ткать свою шерсть, или свою пеньку, или свой лен; они были постоянными клиентами рынка так же, как и его поставщиками. Или в Соединенных Провинциях крестьяне крупных деревень, плотно застроенных или дисперсных (иной раз насчитывавших 3–4 тыс. жителей), — производители молока, мяса, свиного сала, сыров и промышленных культур и покупатели зерна и дров для отопления. Или венгерские скотоводы, экспортировавшие свой скот в Германию и Италию; скотоводы, которые тоже покупали зерно, которого им недоставало. Или все крестьяне-огородники пригородов и предместий, на которых так охотно ссылались экономисты, — крестьяне, включенные в жизнь крупного города, обогащаемые ею: богатство Монтрёя, возле Парижа, созданное его персиковыми садами, грезилось Луи-Себастьену Мерсье (1783 г.)¹⁶³. А кому не известен расцвет стольких местечек, снабжавших города продовольствием, вокруг Лондона, или Бордо, или Ангулема¹⁶⁴! Без сомнения, то были исключения в масштабе мира крестьян, представлявшего от 80 до 90 % населения земли. Но не будем забывать, что даже бедные деревни были затронуты этой экономикой в скрытой форме. Монета достигала их разными путями, которые выходили за рамки собственно рынка. Чему и служили странствующие торговцы, местечковые или деревенские ростовщики (вспомним ростовщиков-евреев в деревнях Северной Италии¹⁶⁵), предприниматели деревенских промыслов, разбогатевшие буржуа и фермеры, искавшие рабочую силу для извлечения дохода из своих земель, и даже деревенские лавочники…

Тем не менее в узком смысле слова рынок в конечном счете остается для историка экономики прошлых веков неким тестом, «индикатором», значение которого он никогда не будет недооценивать. Бистра Цветкова отнюдь не безосновательно строит своего рода градуированную шкалу и измеряет экономическую весомость болгарских городов вдоль Дуная в соответствии с размерами пошлин, взимавшихся с продаж на рынке, принимая во внимание, что пошлины там выплачивались в серебряных аспрах и что существовали уже специализированные рынки¹⁶⁶. Две или три заметки по поводу Ясс в Молдавии указывают, что в XVII в. город располагал «семью местами, где сбывались товары; из них иные назывались по главным изделиям, которые там продавались, скажем сапожный рынок, мучной рынок…»¹⁶⁷. Вот и выявляется определенное разделение торговой жизни. Артур Юнг пошел дальше. В августе 1788 г., выезжая из Арраса, он повстречал «по меньшей мере сотню ослов, нагруженных… по видимости, очень легкими вьюками, и множество мужчин и женщин»; это могло в изобилии снабдить рынок. Но, «таким образом, большая часть деревенской рабочей силы пребывает без дела в разгар жатвы ради того, чтобы снабжать город, который в Англии обеспечивало бы продовольствием в сорок раз меньше людей. Когда подобное множество бездельников жужжит на рынке, — заключает Юнг, — я совершенно уверен, что земельная собственность чрезмерно раздроблена»¹⁶⁸. Стало быть, малолюдные рынки, где бы не развлекались и не бездельничали сверх меры, были бы признаком современной экономики?

НИЖЕ РЫНКА

По мере того как торговая экономика распространяется и приводит в беспорядок зону соседствующих с нею и нижележащих видов деятельности, происходит разрастание рынков, передвижка границы и модификация элементарных форм деятельности. Несомненно, в деревнях деньги редко были настоящим капиталом: они использовались для покупки земли и, следовательно, были ориентированы на социальное продвижение через такую покупку. А еще чаще они тезаврировались: вспомним о монетах в женских монистах Центральной Европы, о потирах и дискосах^*AH изготовления венгерских деревенских золотых и серебряных дел мастеров¹⁶⁹, о золотых крестах у французских крестьянок накануне Французской революции¹⁷⁰. И все же деньги играли свою роль разрушителя старинных ценностей и старинного равновесия. Батрак, сельскохозяйственный рабочий, чей счет велся в книгах нанимателя, приобрел привычку считать в денежных категориях, даже если получаемые от хозяина авансы натурой были таковы, что у него в руках к концу года, так сказать, никогда не оставалось наличных денег¹⁷¹. В долгосрочной перспективе именно в этом заключалось изменение образа мыслей. То была перемена в трудовых отношениях, которая облегчала адаптацию к новому обществу, но которая никогда не шла на пользу беднякам.

Никто лучше молодого экономиста-историка экономики из Страны Басков Эмилиано Фернандеса де Пинедо не показал, насколько оказывались затронуты неумолимым продвижением рыночной экономики деревенское население и собственность¹⁷². В XVIII в. Страна Басков обнаруживала тенденцию к тому, чтобы вполне сделаться «национальным рынком», отсюда возросшая коммерциализация земельной собственности. В конечном счете через рынок проходят церковные земли и майоратные земли, в принципе равным образом неприкосновенные. Земельная собственность разом концентрируется в немногих руках, и происходит нарастающая пауперизация и без того нищих крестьян, вынужденных с того времени и в невиданном до того числе проходить через узкое отверстие рынка труда либо в городе, либо в деревне. Именно рынок, расширяясь, вызвал эти водовороты с их необратимыми результатами.