Игры на свежем воздухе застоя - [2]

К часу дня Успенский еще не приехал…

Несколько слов об Успенском. Вернее, о том, как Женя за полтора года до описываемых событий стал лауреатом ежегодного фотоконкурса нашей. газеты за исторический снимок, сделанный им в «Артеке». Там тогда случился слет пионеров, освещать который мы послали практикантку Ларису — под неумолчный скрип начальников: кому, мол, вообще это надо, тратить командировочные из — за пятнадцати строк, которые и по ТАССу дать можно… «Да пусть девчонка съездит, жалко, что ли?» — уговаривал я, и начальники махнули рукою: ладно уж… А потом выяснилось, что уже по своим иллюстраторским каналам в тот же «Артек» отправился большой любитель этого благодатного уголка Успенский, плюс сотрудник отдела науки Леня 3., который, узнав о пионерском слете, куда отправили какую — то практикантку, побежал к заму главного, бросился перед ним на колени, сообщил, что в Гурзуфе отдыхает его, Ленина, невеста, разлука с которой для него, Лени, невыносима, и умолил подписать третью командировку…

Итак, передали они втроем свои пятнадцать строк и ушли в море с понятной надеждой больше не вспоминать о существовании редакции всю отведенную на командировку неделю. А в это время в редакции…

Вызывает меня первый зам. главного (а я тогда ведал в газете школьной тематикой), спрашивает (и очень грозно при этом): «Ты почему в Москве?» — «А где мне, интересно, быть?» — удивляюсь. — «Нет, ты отвечай, кто у тебя сейчас в «Артеке»?» — «Практикантка, — отвечаю, — все свои пятнадцать строк она давно передала, заметка уже в номере стоит…»

Тут с ним чуть плохо не стало. «Какие пятнадцать строк?! Какая практикантка?! Там (посмотрел на часы) через двадцать минут Леонид Ильич будет с пионерами встречаться! Борис Николаевич (Пастухов, первый секретарь ЦК ВЛКСМ) туда с Кавказа на военном самолете вылетел, а ты — практикантка…» Ну, я говорю, что у меня военного самолета нет, но, по моим сведениям, в «Артеке» совершенно случайно оказался опытный Леня 3… «Так что ж ты с ним до сих пор не связался?!..» — заорал на меня зам. главного, и я побежал к телефону.

Никакого Лени я, конечно, в «Артеке» не нашел, равно как и практикантки. Леня, правда, через два дня объявился по телефону сам: «Ты знаешь, — несколько растерянно сказал он мне, — тут, оказывается, Брежнев был…» Я его, как в ту минуту умел, успокоил, потому что уже два дня, не отрываясь от собственного стола, писал «артековские» репортажи о пребывании объемом до полосы в номер…

Но я, если помните, собирался говорить об Успенском. Вышел он, значит, из моря, полез по кустам в направлении столовой и вдруг — нос, что называется, к носу — Брежнев!.. Женя успел аппарат из кофра выхватить и два кадра сделал — до того как кто — то из пионервожатых (и откуда их столько таких здоровых? — еще подумал) заехал ему локтем в солнечное сплетение, а два других отшвырнули его с тропинки… Но будучи крепким профессионалом, Женя немедленно кинулся в Симферополь и с командиром ближайшего борта отправил в Москву кассету. Из редакции мигом сгоняли в аэропорт машину, и один из двух кадров мы немедленно напечатали: стоит Леонид Ильич с детьми, из которых на первом плане одна — негритянка, другая — вне себя счастливая Алевтина Васильевна Федулова (председатель Всесоюзного Совета пионеров), третий — как впоследствии выяснилось, сын завотделом Московского горкома партии Саша Шадрин (надо ж как случай распорядился! — тоже, между прочим, факт нашей жизни)…

За этот снимок Женя и получил первую — премию за 1979 год, что, впрочем, никого не удивило. И рассказал я об этом так подробно, чтобы читатель понял, в какие надежные руки попало воплощение редакционного задания про человека, который родился; ведь речь, если не забыли, идет у нас именно об этом.

Так вот, отправился, значит, Женя к двенадцати часам в роддом делать для меня снимок и к часу дня, как многие рассчитывали, в редакцию не вернулся.

В два не вернулся.

В пять не вернулся.

В шесть сняли мою заметку, так как начальники решили, будто без снимка она проигрывает.

В полвосьмого появился Успенский.

От него вкусно пахло пивом.

«Понимаешь, старик, — сказал мне Успенский. — Ни одна пара не — годилась. То она толстая, то он кривой, то цветов нет… Но ничего, я снимок сделаю завтра, и твой «факт» прекрасно пройдет на второе мая».

Так мы и порешили. После чего Женя ходил к роддому ежедневно в течение недели, но его требовательный взгляд находил все новые и новые недостатки у новых и новых счастливых родителей. Об этом Женя сообщал мне опять же ежедневно, и подарок читателю, таким образом, все откладывался и откладывался.

И наконец 9 мая Женя принес карточку! Правда, сделал он ее не в том роддоме, который отыскал я, но все необходимое на карточке было, и «факт» немедленно поставили в номер.

И только под вечер я вспомнил, что Успенский не дал мне фамилий своих героев, которые неплохо было бы для придания тексту достоверности всунуть в заметку.

«Понимаешь, старик, — сказал мне Успенский, когда я позвонил ему по телефону, — я думал об этом, но уж больно неудачная у них фамилия». — «То есть?» — недопонял я. «А Аугшкап», — ответил Женя и сделал длинную паузу, чтобы я смог насладиться моментом.