Игры на раздевание - [20]

— Скорее да, чем нет.

— Как это возможно? У тебя же всё чётко: есть закон и порядок, есть чёрное и белое…

— Ну… — пожимаю плечами, — в детстве я никогда не сомневалась в словах матери и священника, но в более старшем возрасте моя вера свелась к тому, что нечто разумное просто обязано быть, и быть НАД нами, потому что люди — существа слишком жестокие, чтобы существовать сами по себе. Оглянись назад, взгляни на историю человечества, на бесконечность войн в нашем мире, на истребление слабых — индейцев, например, и ты поймёшь, что без корректирующего, направляющего разума, мы давно уничтожили бы себя!

— Значит, Бог есть?

— Есть.

— И отчаяние — это нарушение его законов, то есть грех, так?

— Так.

— Тогда объясни мне, почему мы, его подопечные, совершаем самоубийства? Каждые 40 секунд один человек лишает себя жизни добровольно, что даёт нам, в общей сложности, один миллион суицидов в год. Вдумайся, один миллион людей не справляется с тем, что он, Бог, им отвесил! Если его система существует, то она слишком далека от идеала, чтобы быть божественной! Ты не находишь?

В его словах и мимике столько экспрессии и возбуждения, что я совершенно теряюсь, а он уже не может остановиться:

— Если Бог — наш отец и создатель, то какого чёрта он посылает смертным и слабым людям столько боли, что они не в состоянии её вынести? Это — его ошибка, но наказывает он за неё нас же, своих подопытных? Это ли не маразм?

— Не подопытных! — выпаливаю на выдохе. — И он не посылает никому боль! Он создал мир и населил его людьми. Он дал им всё, что нужно для жизни, и поручил самую малость — жить и любить. А вот в том, как мы живём и как любим, мы сами боги — все решения принимаем мы сами, все свои шаги и не шаги совершаем тоже самостоятельно. Бог не делал нас жестокими, завистливыми, жадными, он дал нам ум, чтобы выжить, а мы изобрели тысячи способов убивать друг друга! Он дал нам богатые лесами и водой земли, мы вырубили деревья и наши реки высохли…

— Так, я понял. Да. Ты верующая.

Спустя минут пять «остывания» в тишине он заключает:

— Всё равно в его системе больше изъянов, чем смысла. И нелепые законы и устои не только можно, но и нужно нарушать — это одно из условий эволюции. Энни убила себя, потому что не смогла вынести боль от потери всех, кто был её смыслом. И я не представляю, как и кто, вообще, способен такое вынести и не прийти к тому же решению! А Крис молодец, я бы тоже пошёл.‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Рискуя навечно остаться в Преисподней?

— А смысл существовать, если рядом нет самого дорогого? Одиночество в раю?! Ты серьёзно?

Я вообще не понимаю, о чём он. Меня больше волнует тот факт, что наши плечи соприкасаются, как однажды в автобусе, и это первый телесный контакт с той самой ночи. Не считая того единственного раза, когда он поймал меня в кампусе, ухватив за талию, и водрузил на скамейку.

Глава 12. А теперь немного правды

Dope Lemon — Best Girl (Angus Stone)

Перед сном, в полумраке позднего летнего заката, в тишине и размеренности нашего дыхания, меня вдруг одолевает нестерпимое желание признаться:

— Я должна тебе кое-что сказать.

— Хорошо.

— Тебе это не понравится.

— Возможно.

— У меня аутизм. Одна из тех форм, которые не сразу заметны.

— Я это понял.

— Как? Когда?

— Когда ты визжала на лестнице. Когда бегала от меня — всё время. Когда смотрю в твои глаза.

Я впервые говорю с человеком, не являющимся профильным специалистом, о своей проблеме. Он не выглядит испуганным или сожалеющим:

— В диагнозах не силён, но почувствовал: тут должно быть что-то… необычное.

— Другие люди тоже будут это замечать. Твои друзья, например.

Улыбаясь, он на мгновение закрывает глаза, потом, распахнув их, резко поднимается, чтобы повиснуть надо мной, но, словно вспомнив о границах, подаётся назад:

— Викки, я понял, о чём ты, и вот мой ответ: не это меня волнует.

Пристально вглядывается в моё лицо и ждёт, чтобы спросила:

— А что волнует?

— Я прошу тебя только об одном: никогда меня не обманывай. Сможешь?

— Смогу.

Да легче простого, знал бы ты, как тяжело лгать или лукавить, а главное, вовремя сообразить, что это необходимо сделать. Меня учили хотя бы замалчивать… но так и не выучили.

— И ещё кое-что, — продолжает.

— Что?

— Не предавай. Сможешь?

— Смогу! — решительно киваю.

— Теперь скажи, чего хочешь ты.

И я, не задумываясь, отвечаю:

— Букву «С».

— Не понял?

— В постели вокруг меня — букву «С».

Сообразив, о чём я, он довольно соглашается:

— Хорошо. Я обещаю тебе «О».

Пытаюсь представить себе, как это возможно, но получается неважно:

— Ты гуттаперчевый, что ли?

— Нет! — смеётся, причём как будто от души. — Для этого мне нужна твоя помощь!

— Какая?

— Позволишь к себе прикоснуться?

Поскольку я не отвечаю ни «да», ни «нет», он протягивает ладонь, предлагая её направить. И я задумываюсь: куда? В каком месте я смогу вытерпеть его руку? Так и не дождавшись моего решения, Кай прижимает наши ладони к моей талии и придвигается ближе, не отрывая взгляда:

— Ты никогда не смотришь людям в глаза, даже когда говоришь с ними. Но есть одно исключение — я. Мне позволяешь.