Игры маньяков - [29]

— Только техники. Наш парень на земле не подобрал никакого оружия. У Смирина очень качественная служба безопасности в «Агрохиме», и он, вероятно, знал этих парней через свои связи. Он проводит очень сложную операцию. Похоже на обычную уборку, как мы и ожидали. Ничего больше.

— И ты думаешь, что это те люди, которым он звонил из автомата?

— Наверное. Он не мог этого вынести. Хотел сделать что-нибудь как можно быстрее.

Рубен широко расставил ноги, медленно затянулся сигаретой и уставился на ночную реку. Над водой медленно двигалась лодка, удаляясь от города. Его огни отражались от сапфира, а звук мотора доносился с утесов.

— Я пытаюсь представить, — сказал он скорее себе, чем Манасяну, — о чем он думает. Этот человек осторожен. Он не делает больших ошибок. Он взвешивает все «за» и «против», следует правилам и принимает безопасные, разумные решения. Он предсказуем, как мы видели. Теперь, как он реагирует на осознание того, что он несет ответственность за смерть своего друга?

— Он будет снова и снова прокручивать в голове, как это случилось, — продолжал Израильянц, отвечая на собственный вопрос. Он еще раз подтвердит в уме, что я не говорил: «не убирай дом». Тогда он подумает, «Так, я должен попробовать, чтобы прочувствовать это. Этот сукин сын Рубен непредсказуем. Я должен прочитать его мысли. Как, черт возьми, я это сделаю?»

Израильянц курил, облокотившись на перила пристани и вглядываясь в ночь, как будто крошечные огоньки домов вдалеке были картами гадалки, и он видел там ответы на все свои вопросы.

— А потом, — бормотал Рубен, — он начнет сходить с ума. Осторожный человек находит очень напряженным иметь дело с непредсказуемостью. Он не видит никакого способа выяснить это. И это начинает его утомлять. Это начинает его грызть. И это хорошо.

Карен Манасян слушал шефа. У этого человека не было равных в том, что он делал, и работа на него всегда была тренировкой в извращенности. С годами Израильянц превратился из обычного боевика в наркотических войнах, из культуры, которая разводила убийц, как личинок, и относилась к ним с таким же уважением, в своего рода философа в деле смерти. Время, затрачиваемое Израильянцем на изучение психологической биографии человека, на котором он сосредотачивал свое внимание, в этом деле было основательным. Вот почему его так боялись те, кто знал достаточно, чтобы бояться его. Вот почему он был так эффективен.

Карен понимал, что от одной этой работы он станет богатым человеком. Но за это была цена. Когда работаешь с Рубеном, всегда есть цена. Если этот человек чувствовал, что не получает от жертвы деньги, если ему не платили выкуп, это обычно означало какие-то страдания. Прежде чем все заканчивалось, Израильянц требовал сделать что-то, что причинит тому человеку боль, физическую или эмоциональную, и именно поэтому Манасян поклялся себе, что будет работать с этим сумасшедшим в последний раз.

У Манасяна зазвонил мобильный телефон, и он вытащил его из кармана и отвернулся от перил мостка. Опустив голову и прислушиваясь, он начал лениво ходить по дворику. Израильянц обернулся и посмотрел на него. Ему нравились телефонные звонки во время подобных операций. Это означало действие. Все, что происходило хоть рядом хоть далеко, было в его пользу. Колеса повернулись, план двинулся вперед.

Он щелкнул окурком сигареты, и она описала высокую, искусную дугу и приземлилась в тазу с водой, плавая в аквамариновом свете. Он наблюдал за Манасяном, который теперь стоял рядом с рекой, и половина его тела, обращенная к Рубену, мерцала бирюзовым светом, отраженным от поверхности воды. К тому времени, как он снова добрался до Израильянца, разговор уже подходил к концу. Он щелкнул, закрывая телефон и снова присоединился к Рубену на мостике.

— Это был Меликсет в Анталье. Его информатор в отеле где проивает жена Смирина, только что сообщил, что ей звонили пару часов назад. К сожалению, это все, что он знает. Информатор был не в состоянии отследить звонок. — Манасян посмотрел на часы. — В принципе, ничего необычного.

Израильянц вытащил из кармана потрсигара еще одну сигарету и закурил. — Полагаю, все же завтра утром госпожа Свиридова и госпожа Смирина отправятся домой.

Рубен медленно улыбнулся, а потом его улыбка переросла в мягкий, радостный смех. — Черт возьми, я люблю этого парня, Смирина. Делать это женщине на расстоянии было бы так неудобно.

Израильянц снова повернулся к темной долине, к своим мыслям, слегка наклонился, облокотившись на перила. Манасян отступил на шаг и снова достал мобильник. Он посмотрел наверх, где двое его людей стояли на посту, наблюдая за улицей перед домом. Он бросил взгляд на тени рядом с домом, где он едва мог различить черный силуэт Рустама, личного телохранителя Израильянца, сидевшего в тени. Это Рустам забрался на крышу скотоводческого грузовика вместе со своим боссом. Он всегда был рядом, как больное воспоминание, от которого невозможно избавиться.

Манасян оглянулся на шефа. Его спина была слабо освещена, когда он смотрел в ночь. Клуб дыма от сигареты вылетел у него из головы и потек длинной голубой струйкой. Волосы у него горели, как в огне.