Игры Фортуны - [80]

И вот он снова в России, в этом вечно недостроенном городе Петербурге, где нельзя ни в чем быть уверенным! И его маленькая грустная Анна вдруг с мстительным видом спарывает в его присутствии золото с чьих-то пышных камзолов вместе со своей странной, мужеподобной подругой Юлианой (которая, впрочем, стала несколько более покладистой). Они так увлеклись этой сомнительной для благородных дам затеей, что даже не сразу заметили его приход. Так ли он представлял себе встречу со своей прежней амантаой после такой длительной разлуки?

Линару было противно смотреть на это. Видит Бог, он не всегда был изысканным кавалером, лицемерным дипломатом, элегантным танцором по вощеным паркетам и завистником чужому достоянию (в том числе — женам). Эта мерзкая сцена разбудила воспоминания, которые граф всегда стремился гнать от себя. В далекой юности, когда он еще глупо верил в честь и в любовь, после дуэли Мориц вынужден бежать из тихого университетского Виттенберга (где постигал науки, в том числе — страсти нежной) и поступить волонтером в Саксонскую армию. Да-да, некогда он сидел не в уютном кресле посланника, а в жестком боевом седле, и вдоволь понюхал пороха и крови…  Он не раз видел на остывающем поле боя как суетливые мародеры срывают крестики с окоченевших шей и кольца с похолодевших пальцев, шарят по карманам трупов…  А их горластые подружки, устроившись в сторонке, точно так же спарывают галуны с окровавленных мундиров…

Теперь его Анхен, эта нежная девочка, трепетавшая перед своей грозной теткой и ее Бироном, такая возвышенная, такая чувствительная, роется в чужих вещах с ловкостью мародерши…  От усердия иногда она сбивается и колет пальцы серебряными ножничками, и тогда кусает губы и хмурит брови. Да, слишком многое изменилось, пока его не было в России, и, прежде всего, изменилась сама Анна.

Где теперь то далекое и в то же время удивительно близкое время, когда воспитательница принцессы, мадам Адеркас, устраивала им тайные свидания? Впрочем, вздыхать не о чем. Линар тогда вел тонкую дипломатическую игру — в интересах своей Саксонии и еще полдюжины европейских монархий, плативших ему, но прежде всего во имя и славу самого Морица Линара. Порой эта несчастная девушка трогала его сердце, пронимала до странной, щемящей нежности — сирота, подвластная своей жестокой тетке…  Теперь изменилось только одно — нет той нежности. Игра же должна быть продолжена.

Прежде разыграться в полную силу Линару помешала царица Анна Иоанновна. Лютая, страшная, она тоже была, как и многие в России, исковерканным, изуродованным внутренне существом, жертвой, и при обладании беспощадной властью это делало ее еще опаснее. Почти все в этой жестокой и странной стране были и жертвами, и палачами. Линар знал, что Анна Иоанновна не даст ему играть со своей племянницей в бесконечную любовную игру с амурными посланиями и надушенными букетиками. Однажды все сорвется — и придется уносить ноги из России. Но принцесса, если она придет к власти, вспомнит о нем. Она ожидаемо вспомнила и пригласила его в Петербург, но не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, в каком отчаянном положении находится Анна.

Фельдмаршал Миних сбросил Бирона с шахматной доски власти, но Анна не удовлетворила буйный аппетит победителя. Миних не стал генералиссимусом, и, стало быть, он — ее враг или скоро превратится в такового. А в спину дышит принцесса Елизавета, пожалуй, самый опасный игрок, потому что она — любимица гвардии!

В покоях Анны, как прежде, без умолку трещали птицы: попугай, египетский голубь, скворец и два соловья. Аннушка любит птиц, но сейчас ей, видимо, не до них, иначе она бы заметила, как попугай передразнивает ее любимую Юлиану: «Аннушка, дрр-ужочек мой…».. Нет, заметила, смеется и с милой непосредственностью шутливо бросает в госпожу Менгден пригоршню рубиновых пуговиц с камзола павшего. Взгляд правительницы случайно упал на вошедшего, и, узнав Морица Линара, она на мгновение застыла с недоговоренным словом на полуоткрытых устах.

Линар церемониально поклонился обеим дамам. Но принцесса уже сорвалась с места, отбросила в сторону ворох распоротых камзолов, и, издав совершенно неполитичный визг женского восторга, бросилась к нему на шею, словно подружка мародера на смазливого субалтрна. Что творится с нравами дам в этой северной столице?! Странная фрейлина при виде этого восторга чувств тоже недовольно поморщилась, но, очевидно, по иной причине.

— Мориц, любовь моя, ты снова со мной! — задыхаясь от счастья пролепетала Анна, едва оторвавшись от страстных поцелуев, которыми она покрыла лицо своего ветренного любовника.

— С нами! — едко заметила Юлиана.

— Только не с вами, фрейлин Менгден, — как будто шутливо, но несокрушимо отрезал Линар, и обратился к своей аманте с подчеркнутой официальность:

— Ваше высочество, принцесса Анна, могу ли я поговорить с вами наедине?

Анна одернула сбившееся платье, ответила не менее церемониальным реверансом:

— Охотно приму вас, господин граф!

Небрежно обернувшись к Юлиане, она сделала повелительный жест в сторону двери. Та недовольно фыркнула и скорчила обиженную гримаску, но подчинилась незамедлительно. Похоже, и с главенством в этой милой дамской парочке тоже произошел маленький переворот, и Юлий Цезарь в юбке теперь на побегушках у маленькой Анхен!