Игры Фортуны - [72]

— Да, я пьян в дым, но уже снова влюблен! В вас…

Юлиана схватила Питера за плечи и сильно встряхнула:

— Бросьте паяцничать, вы, вечный шут! Вас сейчас узнают и схватят…  Хуже — вас убьют! Бегите отсюда живее, я не хочу вам зла!

— За что меня убивать, Юлечка? Я такой добрый малый, меня все любят, и я всех люблю! Для чего бежать, здесь так чертовски весело, ха-ха!..

Отчаявшись вразумить молодого пьянчужку, Юлиана крепко взяла его за руку и потащила к выходу…

— Ого, господа, фрейлейн Менгден поймала младшего Бирона! — раздался радостный рев Манштейна. Тотчас подскочили несколько солдат, схватили Питера, повалили его на пол, стали срывать шпагу — ремни не подавались. Он попытался поднять голову, но ее тотчас притиснули коленом к вощеному паркету, кто-то замахнулся прикладом.

— Не бейте его, нет, не надо!!! — отчаянно закричала Юлиана и вцепилась в занесенную фузею обеими руками. В иной обстановке она бы изумилась тому рвению, с которым бросилась защищать молодого человека, которого ранее считала неприятным хотя бы потому, что он тоже претендовал на нежное сердечко Аннушки. Сейчас ей попросту стало страшно за этого веселого шалопая, который может ужасно расплатиться за своего отца, за злое имя, которое носит.

— Не бейте его! Он же просто мальчишка! Он никому в жизни не сделал худа…

До Питера Бирона, кажется, наконец дошло, что происходит.

— Руки прочь, предатели! — закричал он, тщетно пытаясь вырваться из дюжих солдатских лап и дотянуться до шпаги. — Отец, отец, измена!! Спасайся!!!

Подошли несколько офицеров, прогнали солдат и помогли Питеру подняться. Они все были приятели по гвардейским ассамблеям. Старший сын низложенного регента смотрел на них налитыми кровью глазами, сразу вдруг повзрослевший и ставший очень серьезным. Он больше не тянулся к шпаге — понимал: уже поздно.

— Ты извини, Петруша, — почти ласково сказал один из офицеров, отбирая у него оружие. — Так надо, дружище. Ты тоже Бирон, понимаешь…  Потому не противься, ступай с нами чинно. Как доброму офицеру надлежит…

— Где отец? Где мать? Брат, сестра… , - хрипло спросил молодой Бирон.

— За малых не тревожься, их не обидят. Мамку ловят, чтоб не замерзла — она в одной сорочке в сад убегла.

— А отец? Он…  спасся?!

— Не надейся. Взяли мы папашу твоего уже. Насилу нашли, он под кроватью прятался, как кот нашкодивший. Манштейн его за ноги уловил. Вытащили, вяжут.

От унижения Питер глухо застонал сквозь стиснутые зубы. Когда его уводили, он бросил через плечо долгий взгляд на Юлиану. Что он хотел сказать?

Юлиана поежилась. Ей положительно разонравились мужские игры. Она искала в них рыцарства, но именно рыцарства, оказывается, было в них меньше всего. Захотелось заплакать, но она с трудом удержалась.

Тихо подошел молодой офицер, с которым она маршировала по Милионной, и молча протянул ей раскупоренную бутылку вина.

— Что это? — всхлипнув, недовольно спросила девушка.

— Трофей из винных погребов герцога. Солдаты уже добрались до них, сейчас их даже под страхом смерти не загонишь обратно в ряды. Выпейте, вам станет легче, сударыня.

— С чего вы взяли, что мне худо?

— Сужу по себе. Тогда, под Очаковом…  После первого дела всегда так. Отвратительно. Разочарование. Пусто. Как-то так…  Вы пейте, сударыня, прямо из горлышка. А я следом за вами.

И Юлиана выпила, отметив мимоходом, что вино действительно отменное. Где то уже звенело битое стекло, ревели и пели пьяные голоса. Солдатня грабила комнаты. Арестованных Биронов ликующий Манштейн увез в санях на гауптвахту, следом верхом ускакал и появившийся, как только все было кончено, Миних. Ночь гвардии сменялась тусклым петербургским рассветом.

— Виват, регентина Анна! — Юлиана передала полупустую бутылку своему внезапному товарищу, о котором ничего не хотела знать, кроме того что он товарищ. Просто вот так, стоять и пить вместе из одной бутылки среди разгромленного вражеского жилища. Может быть, это и есть самое приятное в мужской, в солдатской жизни. Все остальное мерзко как-то…  Хорошо, что Аннушка этого не видит. Все страшное и жестокое Юлиана хотела взять на себя — дабы не омрачились сны подруги, которую она любила такой странной любовью.

* * *

Липкий как пот страх не отпускал Анну Леопольдовну. Она то подходила к колыбельке сына, прикасалась к его маленькому лбу, нежно целовала этот теплый лобик, то молилась перед образами, а то вглядывалась в смутные очертания невской столицы за дворцовыми окнами. Чего ждать ей от сегодняшней ночи — беды или торжества? Ребенок крепко спал, и Анна решила не вынимать его из колыбельки. Только иногда подходила и тихо гладила по редким волосикам, по нежным щечкам.

А если к Бирону, а не к Миниху обратит нынче свой капризный лик переменчивая Фортуна? Если Бирон заберет у Аннушки сына, как совсем недавно забрала покойная тетка? Заберет, чтобы убить ни в чем не повинного ребенка и самому стать императором? Все возможно в это страшное время…  В спину дышит и еще один опытный и ловкий игрок — цесаревна Елизавета. Боже мой, как спастись, как выжить, как сохранить Иванушку?

Она, Анна, накануне сказала Миниху: «Идите, я с вами, да благословит Господь вас и ваших друзей! Спасите нас с Иванушкой от регента!». А если Миних заодно с Бироном? Если он, этот старый и хитрый вояка, посмеиваясь, перескажет ее слова регенту? Слова наивной дурочки, которая никак не избавится от детской привычки доверять людям! И в таком случае скоро, совсем скоро за Анной придут люди регента, разлучат с сыном, заставят постричься в монахини или бросят в какой-нибудь каменный мешок. Благо, каменных мешков в Российской империи много…