Игры Чёрта - [30]

— Для меня это поражение!

— Добровольное, — кивнула Аля, — которое может стать твоей силой. Я не смогу убедить тебя, но отказ от поражения, вовсе не означает победу. Послушай, Лина. Я тебе уже говорила, но повторю: если ты сделала выбор, то держись его. Забудь все, оставайся верной себе и своему сердцу. В твоей жизни обязательно появится парень, ты молода, красива и это только вопрос времени.

Я не проронила ни слова, лишь крепче стиснула зубы. А Алевтина продолжала копаться в моих мыслях, подталкивая меня с отказу от Стаса. Если бы она лучше меня знала, то даже не пыталась бы этого сделать. Любой намек на смирение, действовал на меня как толчок к действию.

— Все должно произойти именно так, потому что это цепь решений, принятых разными людьми, в разное время. Слой за слоем, скапливаются события, мысли и чувства, образуя единое полотно жизни, вплетая в него судьбы. Ты одна не сможешь перевернуть то, что старательно укладывалось десятками, сотнями других людей. Нарушив целостность полотна, ты можешь оборвать нити — жизни. Ты уверена, что вправе разрушить то, что создавалось не тобой?

— Я не разрушу целостность этих судеб! — последнее слово я выплюнула. — Я не откажусь от Стаса! Через пару дней, мы придем сюда все вместе. Вот тогда и поговорим, о целостности чертова полотна!

— Я узнаю блеск твоих глаз. Я тоже так выглядела когда-то. Порывистая и дерзкая, — нравоучительным тоном произнесла Алевтина, чем напомнила мою маму не в лучшие времена моей активной подростковой жизни. Но сейчас-то все изменилось. Я уже не та глупышка, неспособная отвечать за свои слова и поступки.

— Это ты про меня? — усмехнулась я.

— Ну-ну, — кивнула Аля. — Ты можешь ответить на вопрос? Ты любишь Стаса или любишь тот мир, который себе придумала, иллюзию, мечту?

Может она совсем чокнутая? И ей пора лечиться? Конечно, я люблю… и хочу… ребенка, быть счастливой…

Аля сидела напротив меня, касаясь подбородком сцепленных в замок рук.

— Порой погоня за мечтой перерастает в борьбу с неизбежностью.

— А иногда попытка отказаться от мечты в нее перестает!

Я была взбешена. В том мире, к которому я привыкла, отстаивать собственное мнение и бороться за свое счастье, было похвальным, это вызывало одобрение и даже восхищение. В этом же мире я должна безропотно принимать то, что мне бросают — как кость дворовой собаке. И еще удивляются, почему я радостно не виляю хвостом.

Аля долго смотрела на меня прежде, чем заговорить.

— Даже если Ньютона в детстве забросили бы к туземцам какого-нибудь Богом забытого острова, он продолжал бы рассуждать о земном притяжении, но уже не на яблоках, а на кокосах. Так же с тобой. У каждого свой путь. Каждый раз, когда мы слишком отклоняемся, то бьемся о высокое ограждение и чувствуем боль. И эта боль пробуждает в нас осознание того, что нужно возвращаться к центру. Ты вернешься на свой путь, но будет поздно. Ты пройдешь через горе, несчастья, потери. И тогда по-настоящему оценишь то, что однажды потеряла.

— Я уже потеряла! — воскликнула я. — Я потеряла надежду, потеряла себя. И именно сейчас я хочу это вернуть!

— Какой ценой? Если ты потеряла что-то, то это не зря, Лина. Это должно научить тебя мудрости, сделать сильнее! В каждом из нас живет тихий голос совести. Он подсказывает, каков наш собственный путь, вплетенный в Великий Путь, в Великую Предопределенность, которая проявляется во всем.

— Ты не могла бы перейти на русский! Не надо рассказывать эту муть! — я была откровенно груба, и давала себе в этом отчет, но что-то внутри надломилось, грозя разрушить меня целиком. — Постарайся обойтись без философии и объясни на пальцах, почему я не имею права бороться за свое счастье?

— Знаешь, кого я вижу сейчас? Эгоистку, уверенную в себе настолько, что готова рискнуть чужой жизнью, положить ее на алтарь своего безрассудства! — Аля резко дернулась, схватившись за живот; глаза широко распахнуты, рот шумно втянул в себя воздух, будто она задыхалась.

— Черт! Что с тобой?!

Она схватилась меня за руку, за ту самую, которую вчера исцарапала кошка, да так сильно, что костяшки ее пальцев побелели, а я громко пискнула, пытаясь освободиться от цепкой хватки.

— Словно в живот ударили, — тяжело дыша, прохрипела она. И вдруг резко распрямилась, отпустила мою руку, на которой уже проступали багровые вмятины от ее пальцев, удивленно проведя по животу рукой. — Все. Отпустило. Мне нельзя говорить тебе это.

Синяк мне обеспечен, но сейчас это не важно.

— В моем будущем ты видишь Стаса? — спросила я с надеждой и болезненно поморщилась, но словно Алевтина не слушала меня.

— …И многое бы отдала, чтобы не видеть то, что вижу постоянно.

— А что ты видишь? — настаивала я.

— Как-то я имела неосторожность ответить на этот вопрос, и меня напичкали таблетками, а потом на «Скорой» увезли в психушку. Теперь я знаю, что не на все вопросы следует отвечать.

— А что с тобой было?

— На этот вопрос я тоже отвечать не буду.

— Отлично! — возмущенно выкрикнула я. — Ненавижу недоговоренности! Ты ведь можешь мне помочь! Я чувствую!

— Мля! Ты совсем не слушала меня? У этой помощи есть последствия. И к ним я не готова!