Игры богов - [14]

Ли уложил его на топчан, набрал в кружку воды и, понемногу поливая на руки, обтер все тело Марта. Стало намного легче. А Ли переложил его на сухой топчан и укрыл обоими одеялами. Март и не заметил, как уснул.

***

Судили их ровно через неделю. Судом-то назвать это было нельзя, знали они, что такое суд, да у хартингов свои представления о законе и порядке: лишь бы сформулировать правильно, и к тому, что говорил судья, придраться не смог бы даже Ли. Ничего особо несправедливого и не случилось. С точки зрения хартингов они были виновны. Им задали несколько вопросов: как завербовались в армию, в каких сражениях участвовали, в каких частях служили, бывали ли ранены, принимали ли участие в допросах пленных. Наверняка можно было врать напропалую, но по мнению Ли, врать следовало только тогда, когда иначе невозможно, так что они честно и откровенно рассказывали и о выборе между армией и головорубной машиной, и сражения перечисляли, и имена командиров называли. Серьезных ран ни у одного не было, товарищи их считали везунчиками, в допросах не участвовали даже не потому, что чином не вышли, просто не имели привычки бить да пинать связанных, и Ли говорил об этом так убедительно, что им вроде бы и верили. Даже сочли способ вербовки смягчающим обстоятельством (зато битву при Сторше – отягчающим) и впаяли им всего-то по три года каторжных работ на благо империи хартингов. Ну вот хоть узнали, что это империя. А императора, наверное, зовут Харт.

К тому времени им уже выдали одежду, типично арестантскую, в такой далеко не сбежишь: оранжевые рубахи, бесформенные штаны без застежек – в пояс был продернут шнурок, как у трусов, выдерни – штаны упадут, и еще куртки, мешковатые, длинные, с капюшонами того же режущего глаза цвета. И короткие грубые сапоги, которые невозможно было надеть на босу ногу, так что они получили еще и тряпки, которые долго учились наматывать на ноги так, чтоб не сбивать подошвы в кровь.

А дальше все было совсем уж просто: вместе с толпой других погнали по этапу. Прежде Март не бывал на каторге, его пребывание в тюрьмах ограничивалось несколькими днями, если не считать проклятого королевства Бертина, но рассказы бывалых людей он слыхал. Им мало что соответствовало. Ну, разве что цепи, которыми их попарно сковали, причем, когда Ли потянули в сторону и он громко заявил, что предпочел бы своего старого друга, ни в зубы ему не дали, ни даже не гавкнули, кивнули и сковали именно с Мартом. Цепь была едва не два локтя длиной, даже не особенно тяжелая. Разговаривать не запрещали. Кормили два раза в день, не то чтоб хорошо, но живот от голода не подводило. Ночевок под открытым небом было всего две, но надсмотрщики разводили костры, так что было хоть и зябко, но не могильно холодно. Дождей не было, а снег и снегом-то назвать было совестно, так, разрозненные крупинки, но они уже не таяли. Как-то быстро в этом году осень перешла в зиму. По слухам, зима здесь не особо суровая, но длинная. Жаль. Марту-то все равно, а Ли не любил холод.

Целость кандалов проверяли два раза в день – утром и вечером. Однажды обнаружили подпил и тут же, не рассусоливая, отвели пару на обочину дороги да и снесли им головы мечами без лишней жестокости. Мечтать о побеге сразу расхотелось. Да и мечты были несерьезными. Не удастся. Охранников было много, были они серьезно вооружены, в том числе и многозарядными арбалетами, и дальнобойными луками, да и собачки рядом с хартингами бежали серьезные, без нужды даже не лаяли, но Март как-то и не сомневался, что такой песик догонит и горло перервет без затей.

Зато никого не били, даже отставших, подгоняли, а один офицер на полдороге выстроил каторжников в три шеренги и объяснил, что больных и хилых никто не стал бы приговаривать к работам в каменоломне, так что лучше не прикидываться. Если кто ноги все ж сбивал, мазь давали и обмотками пользоваться учили. Все справедливо, и от этом справедливости становилось особенно тошно. Получалось, что врага и ненавидеть-то не за что. Никаких жестокостей они не творили. Разве просто повесить – это жестоко? Вот именно.

Раз в неделю их брил ловкий цирюльник. То есть брили каждый день полтора десятка человек, а было их около сотни, вот и получалось, что раз в неделю. Три раза водили в баню, для чего даже задержались в одном городишке, и Март увидел наконец последствия войны: испуганных бледных женщин, непривычно тихих ребятишек и очень, очень мало мужчин. Попался бы король Бертин, сам бы морду набил.

Впрочем, король-то чем особенно виноват? Защищал свое королевство, вряд ли уж народ, но себя, свои владения. Кто ж знал, что хартинги такие… справедливые. Порядок поддерживают среди каторжников теми де способами, что и в тюрьме: драчунов порют, беглецов казнят. Драк почти и не было. На каторгу шли бывшие солдаты, привычные к дисциплине. Наверное, навешались уже хартинги, поняли, что не стоит выводить мужское население под корень, кто ж работать-то станет – бабы с детишками? Достаточно уж наказали…

Пригнали их в каменоломню, огромный карьер, где открытым способом добывали железную руду. Это ничего. Ли говорил, что есть рудники, где добывают для каких-то нужд ядовитые минералы, там никто больше пары лет не выдерживает, и если, скажем, разбойнику заменяют смертную казнь такими рудниками, радоваться не стоит. Поселили в бараках, прочных, не щелястых. Леса вокруг было много, так что бараки даже отапливались, хотя и не особенно жарко, но поверх одеяла не возбранялось и курткой укрываться. А они с Ли уже привыкли спать, прижавшись друг к другу и укрываясь обоими одеялами. Имелась тут и столовая, куда гоняли перед сменой и после смены, и раз в неделю положена была баня, и все было так четко, что организованность хартингов вызывала невольное уважение. Кормили однообразно, но сытно, ничего не скажешь, густющий овощной суп, каша с постным маслом, раз в неделю – рыбина жареная, в воскресенье пряник и кружка эля, чай сладкий можно было даже в бараке делать – кружки имелись и чайник, а клейкую сладкую жижу выдавали целыми банками, тоже всему бараку на неделю хватало. И выжить три года нетрудно.