«Сейчас будет то место, где мы впервые встретились».
Алина вспомнила родителей, и ей взгрустнулось. В детстве мама с папой возили ее по этой самой тропинке на санках. А в их маленьком деревянном домике всегда вкусно пахло выпечкой.
Домик с тех пор покосился и как будто осел, но в нем все еще можно было жить.
Арес тоже выглядел подавленным. Ведь место счастливой встречи также было местом смерти и могилой.
Волки пробрались под елями и уселись возле заснеженного бугра. Тут покоилась мать Ареса.
«Ты позвонишь своим приемным родителям?» – неожиданно спросил он.
«Позвонить? Чтобы порычать им в трубку!»
Волчица наклонила голову, разглядывая могилу, затем сказала:
«Я им напишу… они достойны знать, что они хорошие люди и я их любила».
Волки недолго посидели около могилы и побежали прочь.
«Как думаешь, не сменить ли мне имя? – поинтересовалась волчица. – А то волчица Алина как-то не звучит!»
Арес усмехнулся.
«А по-моему, очень даже!»
«А по-моему, ты мне льстишь!»
«А по-моему, ты нарываешься на комплимент!»
Волчица перемахнула через его спину и крикнула:
«Может быть, и так!»
Они неслись вперед, не замечая никого, кроме друг друга.
И, как и прежде, не видели взгляда выцветших каре-зеленых глаз, который жадно провожал их. Колдунья чуть выступила из-за дерева и стояла не шевелясь, прижавшись морщинистой щекой к стволу березы. Рука старухи опустилась в складки черного плаща и вынула одетую в черно-белое клетчатое пальто куклу с иглой в груди.
В заснеженных Альпах, в невидимом постороннему глазу старом замке, ее преданно ждал раб. Элиас больше не играл, даже в шахматы, все, что ему осталось – это любить, вечно и безответно.
Франциска смотрела вслед настоящим влюбленным, и из ее глаз катились слезы.
Ее время безвозвратно ушло – утекло, как вода сквозь деревянные доски старой пристани. В сердце, где любовь разбилась на миллиарды осколков, а надежда превратилась в ненависть, долго жил клубок змей, согревающих одинокими ночами своим шипением о сладкой мести. Но теперь змеи уползли, и не осталось ничего, кроме эха немой тоски, звенящего под пустыми сводами мертвого сердца.
