Игры арийцев, или Группенфюрер Луи XVI - [48]

— Мой принц, — укоризненно сказал де Роган. — Надо сказать, что последнее время вы ведете себя на редкость неблагоразумно. Стоило ли дразнить короля? Поверьте, я отношусь к вам с полным благорасположением, но стоит ли дразнить гусей? Вы накличете неприятности на собственную голову.

— Изъясняйтесь прямее, герцог, — сказал второй из собеседников Бертрана — маркиз Гранлон, тучный и усатый хозяин дома, достигший шестидесятилетия, но сохранивший гладкость лица и черную густоту волос. Он тоже был одним из немногих, не принявших участия в унижении принца. — Современная молодежь не понимает изысканного слога, они изъясняются прямее. Принц, — он повернулся к Бертрану. — Вы ищете приключений на собственную задницу. Поверьте, я хорошо знаю нашего короля, он никогда не отличался особым терпением. Он предпочтет лишиться наследника, но сохранить порядки, установленные им в королевстве. Никто и никогда уже не отпустит вас обратно, тайна Паризии должна сохраняться, а вы ведь не будете молчать.

— Я мог бы поклясться, — устало возразил Бертран. — Я чувствую себя лишним здесь, мне претят установленные порядки, я никогда не испытывал желания править огнем и мечом, этому невозможно научиться, с этим нужно родиться в крови. Я не Нибелунг!

— Тс-с, — прижал сухой палец к тонким змеевидным губам герцог де Роган. — Подобные слова в королевстве под запретом. Некоторые расставались с жизнью и за меньшие грехи. То, что произошло с вами на королевском званом обеде, должно открыть вам глаза на многое. Хорошо, что я пришел вовремя и обладал достаточной властью, чтобы вразумить скотов. Но вы заметили, что даже духовенство не вмешивалось. Вам хотели преподать урок, король этого хотел, и согласитесь, что урок получился весьма и весьма наглядным.

Бертран вздохнул.

— Поверьте, — сказал он, — я сожалею о случившемся. Не могу даже сообразить, что на меня нашло. Во всяком случае, я согласен, что урок был достаточно действенным. Думается, что я никогда его не забуду. Я сожалею о случившемся!

— Ах, принц, — сказал с видимым сожалением и сочувствием на тучном обрюзгшем лице маркиз Гранлон. — Что вы знаете о сожалениях? Вы молоды, в ваши годы утраты выглядят незначительными, всегда кажется, что будущие обретения будут больше. В той жизни, — выделил он голосом, — у меня была лучшая в Европе коллекция канареек. Вы не представляете, какой желтизны пера сумел я добиться, сидя в Маутхаузене, этом забытом Богом и фюрером месте! А как они пели?

У меня был пройдоха капо, он постоянно говорил мне, что канарейки лучше поют, если их кормить свежим человеческим мясом. Однажды я попробовал. Можете представить мое удивление, принц, но они и в самом деле запели! Они даже растеряли обретенные за колючей проволокой уныние и печаль, они словно заново вылупились из яиц. Как они пели, принц, как они пели! Вы не поверите, даже у заключенных оживали лица, когда они слышали щебетание моих канареек. А им трудно было угодить, вы уж поверьте старику, положившему жизнь на выращивании птиц.

— Очень любопытно, — встрепенулся герцог де Роган, — и какие же части э-э-э… ваши птахи предпочитали более всего?

— Печень и сердце, — сказал маркиз. — Кроме мозгов, разумеется.

— Протеины, — авторитетно сказал герцог. — Все дело в протеинах.

Он поднялся, стариковски кряхтя, потянулся так, что явственно хрустнули суставы его небольшого скелета.

— Жаль покидать вас, — сказал он, добро и лучисто улыбаясь, так что лицо его покрылось многочисленными морщинками. — Коньяк, сигары, прекрасные собеседники — чего еще желать в тихий и спокойный вечер? Но дела призывают меня.

— Новый эксперимент? — спросил маркиз. — Вы не жалеете себя, герцог, разве можно работать на износ?

— Это просто необходимо, — возразил де Роган. — Если ты желаешь что-то оставить потомкам… Кроме того, это мне дает необходимую психологическую разгрузку.

— Это я понимаю, — закивал маркиз. — Я всегда говорил, что без развлечений в наших местах жить трудно. Бабы надоедают, вылазки в сельву слишком безопасны, чтобы добавить в кровь адреналин… Хорошая выпивка? Пожалуй, но, в конечном счете, надо признать, что интенсивное употребление алкоголя может разрушить любой организм. Кстати, мы давно не играли в шахматы. Не хотите ли маленький турнир из десятка партий?

— Возможно, — снимая шляпу и раскланиваясь, сказал де Роган. — Но пока я вас все-таки покину. Негоже заставлять прелестную пациентку ждать слишком долго.

Проводив герцога понимающим и прощающим взглядом, маркиз вновь повернулся к Бертрану.

— Выпьете? — поинтересовался он и, не дожидаясь ответа, налил в бокалы вина.

— Честно говоря, — пожаловался он, — я бы с большим удовольствием выпил старого доброго шнапса, однако стараниями лизоблюдов короля он у нас вне закона.

— Да, — мечтательно сказал он, сделав несколько глотков. — Мои добрые милые канарейки… Вы знаете, принц, некоторые увлекались сторожевыми собаками. Но согласитесь, мое увлечение было куда более безобидным. Вы не представляете, канарейки похожи на желтые цветки. Поющие цветки. Вы не находите, что это сравнение достойно Гете?

Бертран думал о другом.