Игрушки для императоров. Иллюзия выбора - [58]

Что мне нравилось в ее улыбке – она не была надменной, со скрытым чувством превосходства, как у Оливии, например. Эта девочка хотя и отдавала отчет, что круче меня, но никоим образом не стремилась продемонстрировать это. Я бы сказал наоборот, старалась показать равенство между нами. И это подкупало.

– Новое всегда интересно, – закончила она. – У нас бывает очень мало нового. А нового НАСТОЛЬКО!..

Она вздохнула и покачала головой. На это я также не нашелся что сказать.

– Меня зовут не Пенелопа, – начала сеньорита назревший разговор. – Я придумала это имя, когда ты спросил.

Если честно, с момента, как узнал, кто она, чего-то подобного и ожидал. Но мне было все равно. Однако ей отчего-то нет. Со страдальческим выражением она продолжила:

– Это ложь, я выпустила ее во внешний мир, и мир стал хуже. Я раскаиваюсь за это. Мне жаль.

– Не бери в голову. Оно не стоит того. – Я пожал плечами.

– Я знаю. Но я так воспитана. Знаю, что это плохо, и мне стыдно.

– Как же тебя зовут на самом деле?

Ее губы сжались в две тонкие ниточки.

– Называй меня Маркизой. Просто Маркизой. Так прозвали меня в приюте, и теперь это мой позывной. А настоящее имя назвать не имею права. Извини.

Я вновь усмехнулся, на сей раз про себя. Восточные заморочки, помноженные на заморочки корпуса. И как служба Катарины не отсеяла данную особь? Как позволила служить, принять присягу? Или я чего-то не понимаю?

– Тогда тебе должно быть стыдно не только за это, но и за все, что ты говорила в принципе. Относительно себя. Это ведь ложь, не правда ли?

Она отрицательно покачала головой:

– Я не соврала. Кроме имени, мне не о чем сожалеть.

Пауза.

– Мой отец действительно вышел из общины. Он смотрел на мир иначе и не ставил религию выше всего остального. Полагал, мы сможем жить в гармонии с латинос, воспитывал нас с сестрой, всем это доказывая. И мне кажется, – она почти перешла на шепот, – если бы он был жив, позволил бы мне надевать такие юбки…

Мне стало неловко.

– Он умер, да?

– Да. Разгерметизация. Сгорел заживо. А также моя мать, бабушка и сестра. Тогда погибли многие из нашего района, более двухсот человек. Можешь посмотреть в сетях новости, «происшествие в Авроре» двенадцать лет назад.

– А ты?

– А я выжила. – Она опустила голову. – Была в школе. Там сработали аварийные гермозатворы, спасли нас. Мы сидели в маленьком душном кабинете трое суток, ничего не зная, не ведая, пока брешь не залатали. Но когда нас выпустили… – Ее голос дрогнул. – Лучше бы и я сгорела тогда. Они все погибли! ВСЕ, Хуан! Ты не представляешь, что это такое! – воскликнула она с болью в голосе.

Да, я не представлял. И мне стало стыдно. За ту ненависть, что испытывал и к ней, и к ее… Сослуживицам, скажем так. Тем девчонкам в магазине. Они не такие, как Катюша, не все, стоит ввести эту поправку в мое уравнение представления о корпусе как о целостной системе. Все совсем не так просто, как казалось вначале и, тем более, после пятой дорожки.

– Что-нибудь еще рассказать о себе? – спросила она, приходя в норму.

Я пожал плечами:

– Если хочешь.

Она покрутила головой:

– Не хочу.

– Тогда не надо. Расскажи лучше о корпусе.

– Тоже не могу. Не правомочна.

Mierda! А на что она вообще правомочна?

– Тогда скажи, почему, когда ты врешь, испытываешь неловкость за зло, которое выпускаешь во внешний мир, а когда убиваешь – нет? – нашел я другую нестыковку в ее философии.

Она улыбнулась, усмехнулась, задумалась.

– Это сложный вопрос, Хуан. Понимаешь, я не убиваю тех, кого не считаю этого достойным. Я не принадлежу к «очистителям»[7], убивать плохих – не моя цель. Просто… Просто…

– Просто ты все равно судишь их. Сама, как и они. Кто плохой, кто грешник – достоин смерти. Кто нет, в того не стреляешь. Так?

Она вымученно кивнула:

– Знаю, это неправильно. Но посмотри с другой стороны. Эти ребята убили двоих на прошлых ограблениях. И это только те, о которых мы знаем, а копали мы не глубоко. Ты сам видел, как они спускали курки, без сомнений, без страха, без эмоций. Они привыкли убивать, у них нет тормозов. Сколько еще людей они убьют, прежде чем их поймают?

Да, я не бог, чтобы их судить. Но сужу, выливая это во внешний мир. Это зло, но это зло меньшее.

– «В конце концов, если боги сами не могут справиться со своими обязанностями, кто-то же должен помогать им», – перекривил я известную и весьма спорную цитату.

Она насупилась, но вступать в спор не стала.

– Думай что хочешь. Но когда я вижу подобного им и мой палец спускает курок, я не чувствую ничего, кроме отдачи. Это зло, но это мое зло, и я отвечу за него на следующем витке собственного Круга Жизни.

Повисло молчание. Девочка озадачила меня, и это слабо сказано. Да, вопросов к ней скопилось море, но я банально не знал, с чего начать. Наконец, отчаявшись, задал тот, на который не ждал получить ответа, но тем не менее получил.

– Как вам вообще удалось спланировать такую операцию? Это же сложно, подгадать столько факторов! Откуда вы знали, когда я пойду в магазин? Откуда знали, что они придут грабить его именно в это время? Откуда ОНИ знали, что в одной из касс есть золото?

Она мило улыбнулась, как улыбаются детям.