Игрушки - [5]

Шрифт
Интервал


— И ты… тоже?


— И я, — подтвердил Кирюха, — и Чуня. И Мишка Сапего. И Карась. И Цыпа. И даже Светка Зеленовская.


Вечером того же дня дедушка вручил мне красивый трофейный ящичек из нержавеющей стали, перевязаный красной лентой. Там было всего два предмета — малоформатное издание «Конармии» Бабеля (книжку бабушка тут же прибрала под тем предлогом, что мне, мол, такое читать рановато) и набор плоских солдатиков в картонной коробке с надписью

7 штук КОМПЛЕКТ

КОНАРМИЯ

для детей 7—12 лет

Пришло время обновить личный состав. — сказал дедушка. — Принимай пополнение! А то всё у тебя пираты, ковбои, викинги, доисторические римляне, рыцари… какие-то — хрен поймёшь — неандертальцы, индейцы… не наши, не русские…


— А эти-то чьи?


— Эти-то?.. — задумался дедушка, внимательно разглядывая машущих шашками всадников в будёновках, пулемётчиков в тачанках и бравого командира в фуражке, с наганом. — Эти — свои, наши…


— Еврейцы?.. — осторожно предположил я.


Пальцы


В детстве я болел скрипкой. Слушая Ойстраха, виртуозно перебирал пальцами и водил в воздухе воображаемым смычком. Хмурился как Ойстрах, дёргал щекой, закатывал глаза, и — величественно кланялся по окончанию каждого номера.


Мама любила музыку и сама играла на рояле, но этого оказалось недостаточно: я просил, я требовал, я умолял отправить меня в музыкальную школу — всё напрасно.


У тебя нет слуха.


Это у меня-то нет слуха? У меня?


Спой «во саду ли, в огороде»… м-да… ни единой верной ноты.


Я упорствовал, я был чертовски уверен в себе, и, наконец, когда мне исполнилось восемь, мама сдалась: завтра идём на прослушивание. Я записала тебя в класс гитары.


Гитары?!!


Ну разумеется, гитара — скромница, обладает тихим приятным голосом, и если аккуратно прикрыть дверь в детскую, да ещё и… ммм… погромче включить магнитофон или радио… Вобщем, маму можно сколько угодно обвинять в эгоизме, но и понять её тоже можно. В конце-концов, кто из нас, положа руку на сердце, готов признаться в любви к начинающим скрипачам? Особенно — скрипачам-соседям? Не говоря о скрипачах-родственниках — из тех, что репетируют в соседней комнате…


Мотивировала она свой выбор тем, что скрипка — инструмент академический, предназначенный для больших залов и «серьёзных» слушателей, гитара же в её понимании была неким Символом Времени, средством «наведения мостов» — на все случаи жизни: она была хороша и в зале, и в подворотне. Моя мать кое-что знала о выживании евреев в этой стране, и, возможно, обладала даром предвидения: в Советской Армии гитара не раз и не два спасала меня от побоев, а может быть и от кое-чего пострашнее.


Позже она призналась мне, что с самого начала была уверена в провале: отбор в музыкальную школу был очень строгим. В класс скрипки, куда мне всё ещё хотелось до чёртиков, конкурс был терпимым: три человека на место. Но в класс гитары (как бы подтверждая прагматичные доводы моей мамы) он был просто заоблачным: пятнадцать человек на место.


Я поступил — со второго захода. Первый экзамен — восьми лет от роду я самым смешным образом провалил: экзаменаторы признали меня годным по всем статьям — они обнаружили у меня сносный музыкальный слух (дело ведь не в том как ты поёшь, а в том, как слышишь), хорошее чувство ритма (я был способен воспроизвести самую сложную ритмическую фигуру, хлопая в ладоши), единственным — досадным, идиотским, абсурдным — препятствием стала длина моих пальцев.


Выше голову, молодой человек! Приходите через год или два, может быть, к тому времени пальчики подрастут.


Мне было так обидно, что неделю или две после этого рокового события мама была вынуждена ежедневно кормить меня мороженным на завтрак, обед и ужин — стараясь по мере сил унять боль и горечь первого в моей жизни серьёзного поражения.


Когда я, наконец, пришёл в себя после интенсивной пломбиротерапии, стало ясно: борьба только начинается. Ха! В моём распоряжении — год. Целый год! За год не пальцы — рога отрастить можно!


Мой отец, врач по профессии, относился к этому весьма и весьма скептически: у всех в этой семье короткие пальцы. У меня, у тебя, у дедушки и у бабушки. У мамы короткие пальцы, у её мамы тоже были короткие пальцы. У мамы её мамы… Короткопалость — генетическое. Врождённое. Большая Круглая Печать, приговор без обжалования — раз и навсегда. Кстати, в подвале соседнего дома открыли секцию юных парашютистов… ну-ка перестань реветь… нашёл причину… Плюнь и забудь…


Он, конечно, ничего не понимал в этом… Мне было искренне жаль его (мне и теперь его жаль)…


Вопреки всем и всяческим препонам я не терял времени даром. Существуют ли специальные упражнения? Гантели для пальцев? Никто не мог сообщить на этот счёт ничего полезного. Я начал с того, что упросил родителей купить резиновый эспандер, перелопатил все энциклопедии, включая «Большую Медицинскую»: «короткое», «короткопалость», «кратчайшее», «корочун»… Я растягивал пальцы вдоль и поперёк, мял их, дёргал, выворачивал из суставов. Неделя проходила за неделей, месяц за месяцем. Каждое утро я смотрел на свои огрызки, на свои пеньки, на свои коротенькие барабульки, понимая, что со вчерашнего дня они не стали длиннее ничуть. Порой мне казалось, что словно в отместку за ничтожность всех моих усилий, за мою вопиющую бездеятельность, они — наоборот — изо дня в день становились короче.


Еще от автора Дмитрий Дейч
Записки о пробуждении бодрствующих

Корни цветов ума уходят глубоко — туда, где тьма настолько темна, что Свет Вышний кажется тенью. Там ожидают своего часа семена сновидений, и каждое вызревает и раскрывается в свой черед, чтобы явить в мир свою собственную букву, которая — скорее звук, чем знак. Спящий же становится чем-то вроде музыкального инструмента — трубы или скрипки. И в той же степени, в какой скрипка или труба не помнят вчерашней музыки, люди не помнят своих снов.Сны сплетаются в пространствах, недоступных людям в часы бодрствования.


Имена ангелов

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Зима в Тель-Авиве

Мастер малой прозы? Поэт? Автор притч? Похоже, Дмитрий Дейч - необычный сказочник, возводящий конструкции волшебного в масштабе абзаца, страницы, текста. Новая книга Дмитрия Дейча создает миф, урбанистический и библейский одновременно. Миф о Тель-Авиве, в котором тоже бывает зима.


Преимущество Гриффита

Родословная героя корнями уходит в мир шаманских преданий Южной Америки и Китая, при этом внимательный читатель без труда обнаружит фамильное сходство Гриффита с Лукасом Кортасара, Крабом Шевийяра или Паломаром Кальвино. Интонация вызывает в памяти искрометные диалоги Беккета или язык безумных даосов и чань-буддистов. Само по себе обращение к жанру короткой плотной прозы, которую, если бы не мощный поэтический заряд, можно было бы назвать собранием анекдотов, указывает на знакомство автора с традицией европейского минимализма, представленной сегодня в России переводами Франсиса Понжа, Жан-Мари Сиданера и Жан-Филлипа Туссена.Перевернув страницу, читатель поворачивает заново стеклышко калейдоскопа: миры этой книги неповторимы и бесконечно разнообразны.


Прелюдии и фантазии

Новая книга Дмитрия Дейча объединяет написанное за последние десять лет. Рассказы, новеллы, притчи, сказки и эссе не исчерпывают ее жанрового разнообразия.«Зиму в Тель-Авиве» можно было бы назвать опытом лаконичного эпоса, а «Записки о пробуждении бодрствующих» — документальным путеводителем по миру сновидений. В цикл «Прелюдии и фантазии» вошли тексты, с трудом поддающиеся жанровой идентификации: объединяет их то, что все они написаны по мотивам музыкальных произведений. Авторский сборник «Игрушки» напоминает роман воспитания, переосмысленный в духе Монти Пайтон, а «Пространство Гриффита» следует традиции короткой прозы Кортасара, Шевийяра и Кальвино.Значительная часть текстов публикуется впервые.


Пять имен. Часть 2

Все, наверное, в детстве так играли: бьешь ладошкой мяч, он отскакивает от земли, а ты снова бьешь, и снова, и снова, и приговариваешь речитативом: "Я знаю пять имен мальчиков: Дима — раз, Саша — два, Алеша — три, Феликс — четыре, Вова — пять!" Если собьешься, не вспомнишь вовремя нужное имя, выбываешь из игры. Впрочем, если по мячу не попадешь, тоже выбываешь. И вот вам пять имен (и фамилий), которые совершенно необходимо знать всякому читателю, кто не хочет стоять в стороне сейчас, когда игра в самом разгаре, аж дух захватывает.


Рекомендуем почитать
Тайны кремлевской охраны

Эта книга о тех, чью профессию можно отнести к числу древнейших. Хранители огня, воды и священных рощ, дворцовые стражники, часовые и сторожа — все эти фигуры присутствуют на дороге Истории. У охранников всех времен общее одно — они всегда лишь только спутники, их место — быть рядом, их роль — хранить, оберегать и защищать нечто более существенное, значительное и ценное, чем они сами. Охранники не тут и не там… Они между двух миров — между властью и народом, рядом с властью, но только у ее дверей, а дальше путь заказан.


Аномалия

Тайна Пермского треугольника притягивает к себе разных людей: искателей приключений, любителей всего таинственного и непознанного и просто энтузиастов. Два москвича Семён и Алексей едут в аномальную зону, где их ожидают встречи с необычным и интересными людьми. А может быть, им суждено разгадать тайну аномалии. Содержит нецензурную брань.


Хорошие собаки до Южного полюса не добираются

Шлёпик всегда был верным псом. Когда его товарищ-человек, майор Торкильдсен, умирает, Шлёпик и фру Торкильдсен остаются одни. Шлёпик оплакивает майора, утешаясь горами вкуснятины, а фру Торкильдсен – мегалитрами «драконовой воды». Прежде они относились друг к дружке с сомнением, но теперь быстро находят общий язык. И общую тему. Таковой неожиданно оказывается экспедиция Руаля Амундсена на Южный полюс, во главе которой, разумеется, стояли вовсе не люди, а отважные собаки, люди лишь присвоили себе их победу.


На этом месте в 1904 году

Новелла, написанная Алексеем Сальниковым специально для журнала «Искусство кино». Опубликована в выпуске № 11/12 2018 г.


Зайка

Саманта – студентка претенциозного Университета Уоррена. Она предпочитает свое темное воображение обществу большинства людей и презирает однокурсниц – богатых и невыносимо кукольных девушек, называющих друг друга Зайками. Все меняется, когда она получает от них приглашение на вечеринку и необъяснимым образом не может отказаться. Саманта все глубже погружается в сладкий и зловещий мир Заек, и вот уже их тайны – ее тайны. «Зайка» – завораживающий и дерзкий роман о неравенстве и одиночестве, дружбе и желании, фантастической и ужасной силе воображения, о самой природе творчества.


На что способна умница

Три смелые девушки из разных слоев общества мечтают найти свой путь в жизни. И этот поиск приводит каждую к борьбе за женские права. Ивлин семнадцать, она мечтает об Оксфорде. Отец может оплатить ее обучение, но уже уготовил другое будущее для дочери: она должна учиться не латыни, а домашнему хозяйству и выйти замуж. Мэй пятнадцать, она поддерживает суфражисток, но не их методы борьбы. И не понимает, почему другие не принимают ее точку зрения, ведь насилие — это ужасно. А когда она встречает Нелл, то видит в ней родственную душу.