Игрушка - [18]

— Да я понял… уже. Просто тогда, на нервах. Я так переживал на счет Матильды, родственницы, что какой-то вампир причинил ей боль. А тут ты явилась. Меченая. Вот я и сорвался. Прости.

— Родственницы?

— Да, она… хм, как бы глупо не звучало, но она — праправнучка моей племянницы. В общем, она одна из тех немногих родных, кто у меня остался.

— Матильда Роне?

— Да. Ты ее знаешь?

— Было дело.

Чувствую, что краснею.

— Ну, так как, мир? — ступил шаг ближе. Протянул мне руку.

Я замерла в растерянности.

— Мир, — хрипло прошептала я. От перепуга и неловкости в горле все пересохло. Сердце бешено колотилось в груди.

Ступила шаг ближе.

Пожала руку. Его холодное вампирское ручище.

— Ты сейчас на учебу идешь или свободна?

— Да как сказать, — улыбнулась я. Да уж, впервые я не знала, чего хочу.

— Просто я иду сейчас в кафе. Жду, пока у Мати закончится пара. Не хочешь составить мне компанию? Или…

Я чувствовала, как мои глаза предательски округлились. Боялась моргнуть.

— Все же не простила, — обижено чмокнул Ромул и невесело улыбнулся.

— Тяжело вот так сразу…

— Согласен.

Но интерес сильнее страха. Неправда?

— Ладно, я согласна.

Стефано ликующе улыбнулся.

— Спасибо.

Я первая оторвалась от места, пошагала в нужном направлении. Ромул последовал за мной, на полшага опаздывая, но все еще четко держась рядом, сбоку…

* * *

Я смотрела на этого вампира, и не могла поверить своим глазам. Все мои привычные стереотипы ломались на глазах.

Смуглая кожа, ласковые нежные глаза.

Человек, а не вампир.

Вот только его заветный "поцелуй" в шею не могу забыть.

И никогда не забуду.

— Ты говорил, что приехал из-за Матильды.

— Да. Кто-то из наших причинил ей боль. Моей Мати.

— Твоей Игрушке, — рискнула. С вызовом произнесла эти слова.

— Хм, — язвительно хмыкнул Ромул. — А ты говорила, что не знаешь.

— Так и было.

— Да уж. Эмиль наверняка тебя отлично потом просветил.

— Это был не Эмиль.

Снова ухмылка. Язвительный смешок.

— Неужели Хойк?

— Хойк.

— Интересно.

Я саркастично фыркнула.

Да уж. По-моему, меня снова обрывает играть с огнем.

— Интересно, что он тебе рассказал. Я более чем уверен, что мало, чего хорошего. Но все же забавно узнать, как он оправдывал Эмиля.

— Оправдывал?

— Но не рассказал же он тебе, как Готье соблазнил Мати, как играл ей, словно она бездушная кукла. Как вытворял такие вещи, за которые я и сейчас готов ему порвать глотку. Когда я ее нашел, то едва узнал. Настоящий робот. Гипноз, игра, обман. Он насильно влюбил ее в себя, он заставлял ее делать все, что было угодно его больной душе. А эта крыса, Хойк, покрывал весь этот цирк. Покрывал и постоянно отмазывал от всех казусов и провалов. Моя Матильда оказалась настоящей жертвой в руках психопата. Бездушного психопата. Я понимаю, что тебе трудно в это поверить. С виду такого не скажешь. Не скажешь, даже если долго общаться с ним. Лишь иногда можно заглянуть под завесу его лжи — и тогда искренне ахнешь и охнешь. Мы когда-то с ним дружили. Да, с Эмилем мы когда-то были друзьями. Я тоже верил ему, как себе. Пока во всем не разобрался. Пока не открылись глаза на правду. Горькую, жестокую, противную правду. И с тех пор у нас постоянные стычки. Разошлись. Но забыть не забыли. Стали врагами. И Матильду он выбрал в куклы, я думаю, не случайно. Благо, что я успел ее спасти. Мне пришлось обратить ее в свою Игрушку, дабы оградить от влияния Готье. Я не мог ее увезти отсюда. Тут ее мечты, друзья, родители. Тут ее жизнь. Она искренне верила в любовь к этому ублюдку. А потому я не посмел все это поломать, пусть даже так было бы лучше. Лучше с точки зрения разума. Разума, но не сердца. Я сделал, что мог. Как видишь, без гипноза и телепатии Эмиль не смог ее больше удержать. У Мати открылись глаза на правду. И я рад, что так произошло.

Я едва дышала. Я не знала чему верить.

Его искренние слова, искренние глаза… Было трудно не верить.

— А потом, как я почувствовал, что ей причинили боль. Я… я сорвался. До этого я думал, что все закончилось. Поставив на нее свою печать, я думал, что оградил ее от нашего мира. Что теперь она в безопасности. Нет, я знаю, что люди тоже способны обижать. И что жизнь человека невечная. Уж за свои столетия существования я с этим смирился. Но люди людьми, по крайней мере, это будет честно. Честнее, чем то, что из-за меня она будет страдать, страдать в лапах вампиров. Тех, кому отпор дать невозможно.

Тяжело сглотнула.

— Но я ошибся. Ей снова причинили боль.

— Полтора месяца назад…

Тяжелый вдох.

Болезненный выдох.

Он все равно узнает, тогда почему не от меня?

Страшно признаваться вампиру… Но…

— Мы с ней…

Ухмыльнулся.

— Габи, о ваших драках я уже знаю. Но это не то. Это была жизнь. Война людей. Тем более девушек. Я же не пытаюсь Мати закрыть за семи замками. Нет. Ты же тогда еще не была Меченой, а потому я не имел права вмешиваться, тем более, что ее жизни ты не угрожала.

А вот она мне…

Стоп.

— А если бы я была уже тогда Меченой?

— Тогда бы пришлось играть уже по нашим правилам. Как нельзя вампиру посягать на жизнь чужой Игрушки в отсутствие Хозяина, так и другой Игрушке запрещено это делать. Меченая — это как правая, а кому и левая, — весело хмыкнул над своей шуткой Ромул, — рука. Игрушка неотделима от Хозяина.