Игрушка Белоглазого Чу - [31]

– Что-то случилось, котик? – потирая свежую шишку, спросила Валя – озабоченность снова вернулась к ней. Руслану очень хотелось сказать, что случилось до хуя чего, и как это все расхлебывать, опять же, хуй знает, но вместо этого кротко попросил Петухову запахнуть халат.

– Тебе что, грудь моя разонравилась?! – выражение озабоченности и волнения в мановение ока испарились с лица Вали, сменившись ледяной маской, скрывающей за собой огненный шторм.

– Да. То есть, нет. Устал я что-то. Отдохнуть надо бы, – Шайморданов, стараясь не смотреть на скрипящую зубами Валю, прошел в спальню, пол которой скрывал полутораметровый слой подушек и подушечек – заменитель кровати. Спать Руслан не хотел совершенно, дурная химическая энергия переполняла его крепкие вяленые мышцы, но в голове царил полный хаос. Поэтому, до появления Женевьевы и Пузднецова, Шайморданов решил зарыться в подушки поглубже и, что называется, подумать о душе, надеясь, что до двенадцати рассудок хоть немного прояснится. Как там сказала Жене? Кажется, наука и вера спасают душу. Когда стоишь одной (одной ли?) ногой в могиле, поверить во что угодно – не проблема. Да и науку любую усвоишь в лучшем виде.

18. Муки совместного творчества ч.5

…если азиат скажет вам, что давно ждет вас к себе в гости, что он будет вам рад, мол, заходите – ни в коем случае не приходите, если вам для визита на самом деле не назначено точное время…

Ю. Звездова, статья «Секреты азиатского менталитета»

– Тебе обязательно в каждую главу втыкать секс извращенный? – Геша раздраженно дотронулся до заплывшего пухлым кровоподтеком глаза, но тут же, болезненно поморщившись, одернул пальцы. – Я вот пошел на встречу твоим замечаниям, по максимуму исключил матершину из Шаймордановских реплик.

– У тебя что, уже и на выдуманную тобою же Валю Петухову стояк с посвистом образуется? – из-за разбитого носа голос у Пузырькова стал комично гнусавым.

– Ничего у меня не образуется, – чересчур яростно соврал Друзилкин. Избавляясь в туалете от переработанного организмом пива, он не далее как час назад позволил себе весьма смело пофантазировать на тему «Жене, Валя и длинный парниковый огурец». – Просто это становится э… навязчивым. Чуть что, сразу трах-трах-трах. Если у тебя в гульфике телепередача «Играй, гормон», загляни в кабинку и сбрось лишний вес.

– По тому же рецепту, что и ты около часа назад? – Лёня невозмутимо смотрел на стремительно краснеющего Гешу своими налитыми кровью от полученного удара в нос глазами.

– Знаешь что? – зрачки Друзилкина сузились до черных точечек, размером не больше макового зернышка, а руки то сжимались в кулаки, то снова разжимались. – Нравится тебе писать про всякие извращения – пиши. Только мне мозги не засирай!

– Договорились, – согласился Лёня, не до конца поняв, каким образом он засирает Гешины мозги. Новой ссоры не хотелось. Особенно после неудачной попытки «покрошить» вьетнамских студентов с первого этажа. Студентами эти экзотические люди могли считаться лишь с большой натяжкой – многим было уже хорошо за тридцать. Годами они продолжали жить в студенческом общежитии, числясь за подношения на первом или втором курсе, занимаясь де-факто торговлей на вещевых рынках и жаря по вечерам селедку. Когда Геша с Лёней, зажимая носы в попытке спастись от мерзостной вони, постучались в дверцу, им навстречу вышел почтенный Ву Ань Туан, которого аборигены для простоты называли просто Вань. «Слышь, Вадь», – пошатываясь и сжимая нос до посинения, сказал Пузырьков, – «ты бде за «Девскую клубдичку» еще полторы сотди де отдал». «Засем клубниська?» – вроде бы удивился вьетнамец, снизу вверх глядя на друзей сквозь узкие щелочки своих глазок. «Дедьги давай», – Лёня пошел в наступление. «Засем деньги?» – продолжал любопытствовать Ву Ань. «Де твое свидячье дело», – Геша подпер дверной косяк плечом. «Засем так гавались?» – Ву Ань укоризненно цокнул языком и покачал головой. «Од что, издевается?» – Геша покосился на Лёню. «Ага», – подтвердил Пузырьков, – «дуракоб прикидывается». «Божет, по тыкве его узкоглазой стукдуть, чтоб пабять вердулась?», – предложил Геша. «Божно и стукдуть, до я по природе своей дипломат», – замялся Лёня. «Засем присла?» – напомнил о себе Ву Ань – Гешино плечо мешало ему закрыть дверь и вернуться к прерванному ужину. «Ты чё, бакака, рабсы попутал?!» – нашелся Друзилкин и поднес свободную от зажимания носа руку к самому носу вьетнамца, предварительно сжав ее кулак. Вся следующая секунда выдалась настолько богатой событиями, что даже удивительно, как она не лопнула по швам. Имеющий пятнадцатилетний стаж общения с борзыми одиночками, втирающими за крышу, Ву Ань короткой подсечкой уронил обоих друзей на пол, заставив отпустить затекшие носы. Приподнял за волосы их головы и столкнул удивленными лицами. Лёнин нос с неприятным хрустом врезался под левый Гешин глаз. Затем Ву Ань кротко кивнул, пропищал «досьвиданя» и исчез в своей комнате, захлопнув дверь перед поверженными агрессорами. На этом секунда закончилась, а Друзилкин с Пузырьков остались валяться под дверью, жалобно скуля, держась за ушибленные места, с отвращением вдыхая тошнотворный запах. «Убью суку! Дверь вышибу и убью!» – Геша с трудом встал на ноги. «Не надо», – слабо простонал Лёня, – «я вспомнил – «Невскую клубничку» у меня не Вань взял, а Бань». «Драть тебя в сраку, склеротик долбаный», – справедливо возмутился Геша. – «Пошли твоего Баня тискать». «А хрен их тут не перепутаешь, когда все будто из одного яйца вылупились», – ворчливо защищался Лёня по дороге к комнатушке, которую занимал Чан Нгок Бинь, он же Бань. В отличии от Ваня, Бань и вовсе дверь не открыл, попискивая «нету дёма» в ответ на все угрозы друзей. В результате Геша и Лёня вернулись восвояси побитыми, злыми, без денег и пива. «Ничего», – успокаивал Лёня сам себя и Гешу в придачу, – «я знаю точку на рынке, где эта тварь джинсами торгует. Мы с ним еще потолкуем, у кого есть кто дома, а у кого нет». «Если совсем в плинтус упрется, хоть джинсов у него возьми», – посоветовал Геша, вспоминая, сколько раз он латал брюки, надетые на нем сейчас.