Игромания Bet - [18]

— Ничего, Гроб Господень за это время не заплесневел, — заржал Балдуин.

Дож вспомнил обо мне и вернулся к допросу с элементами знакомства:

— Сам, увы, почти ничего не вижу, чужеземец, но у меня есть внимательный слуга-докладчик. И ты, судя по его словам, мусульманин?

Тут я почувствовал серьезное затруднение. Мне всегда казалось, что принадлежность к религии — вопрос формальный. То есть я крещен, и что с того? Но те, с кем я хотел пошпилить, считали данный вопрос важным (за один и семь), а значит, если мой ответ их не устроит, то могут быть последствия (за один и два). И мне придется отвечать за свою веру, то есть за ее отсутствие. И поймут ли они вообще слово «атеист»? Провернув в голове всю эту сложную и противоречивую комбинацию, я решил уклониться от прямого ответа:

— Как счастлив я, что оказался в сей поздний час в столь изысканном обществе, которое своим проницательнейшим взором сумело узнать во мне пришельца из отдаленных земель. Уверяю, нас не разделяют границы верований и религий, а объединяет общее увлечение — азарт, игра в кости. Мы все рыцари одного братства!

Я гордился собой! Я верил собственным словам! Я видел в них высокий смысл и одухотворенность идеалами игровых сообществ. Я все это видел… Но дож-то слепец!! Он не видел всего этого! И продолжал дознание:

— Так как тебя все-таки зовут?

— Глеб Тертулин.

— Тертулин… Армянин? — укорил меня Балдуин. — Вы, схизматики, настолько надоели Господу, что у Него ваши беззакония рвоту вызывают, — не вдаваясь в тонкое богословие, сокрушался карапуз-император.

— Нет, не армянин, — извивался я на сковородке допроса. — Да кто сейчас разберет происхождение? Все нынче перемешались — любовь правит миром, как и заповедал Господь, — подытожил я.

— Эти слова открывают в тебе человека незнатного, — уязвил меня император Балдуин.

— Аристократ знает предков в худшем случае со времен Карла Великого. А вообще-то особы королевской крови ведут свою родословную от Иисуса Христа. — Тут Балдуин отчего-то смутился.

— Но одет он, как человек богатый, и посмотрите, какой у него перстень! — то ли вступился за меня дож Дандоло, то ли захотел окончательно уличить мою сомнительную натуру. — И обувь, и обтягивающая пурпурная накидка, выкрашенная, судя по описаниям моего слуги, соком моллюсков. Так кто же ты?

Я вобрал в свои чахлые, иссушенные автомобильными выхлопами легкие воздух… Воздух с ароматами ладана и… да-да, и кровью тоже почему-то пахло… Я собрался с силами, и тут пробудилось милое создание, спавшее на столе. И запело детским, прямо-таки пионерским голосочком: «Constantinopolitana, civita dui profana». Она откинула расшитое церковное тряпье и в совершенно нецензурном виде, то есть даже без трусов, подбежала к дожу и легла, как соскучившийся щеночек, под руку. Чтобы Дандоло гладил.

— Что это за славная песенка? «Град Константинополь, ты был нечестивым» — правильно перевожу? — Я снова попытался свернуть их внимание на другую тему.

— Она права, — заметил Дандоло. — Еще как права. Константинополь — чудовищный город. Когда-то давным-давно я должен был здесь отстаивать свою честь.

— Император Мануил ударил его жезлом меж бровей, и он с тех пор слегка подслеповат, — ехидно заметил разобиженный на весь мир Бонифаций. — Вот Дандоло и отомстил нынче грекам!

Дож сделал вид, что он не только слепой, но еще и глухой:

— …отстаивал честь. И отстоял! Но в результате почти ослеп. — Вращательные движения щек и бровей дожа как бы закручивали мое внимание к его глазам, чтобы я мог удостовериться в истинности его слов, но Дандоло из воспоминательной области быстро переметнулся в область реального:

— А ты, как я посмотрю, хорошо осведомлен в латыни — песенки разбираешь, — удивился дож. — Так какой язык твой родной?

Я не уверен, что в небесах есть Бог. Но в чем я убежден на сто процентов, так это в активной жизнедеятельности ангела-хранителя. Он выуживает меня из самых мерзостных ситуаций, тащит к чему-то хорошему, когда я потонул в дерьме и никакого выхода не предвидится. Ангел-хранитель энергично пихнул мою руку в карман и пнул под язык:

— Моим родным и любимым является язык музыки — вот послушайте. — И я извлек свой новенький мобильный.

Вот когда стало очевидно, что на полифонию и прочие музыкальные прибамбасы денег жалеть не стоит. Я поставил Вивальди и вызвал восторг. Восторг и полное доверие. Ни один император больше не интересовался моим происхождением. Они по очереди брали мобильник, и я учил их нажимать на клавиатуру и запускать разные мелодии.

На всякий случай, чтобы не рисковать, я решил утаить остальные возможности мобильного — в частности видеокамеру. В противном случае, наверное, мог бы напроситься на костер за колдовство. Дандоло — мужик крутой, и лучше под руку ему не попадаться.

А вот Балдуин посредственность. От посредственности же более всего следует ожидать подлости. Про Бонифация я еще никакого мнения не составил — значит, он может оказаться хуже остальных, вместе взятых. То, что он, по-видимому, на кого-то озлоблен, тревожный синдром. Поэтому лучше называть телефон музыкальной шкатулкой. Так понятнее.