Игроки Зимы (Сборник) - [58]

Сердце не помещалось у Шона в груди, казалось, оно стучит ему в уши.

— Ваши волшебные силы заразны, — сказал он, — и…

— Ах, да. Дух, которым, как ты веришь, ты одержим, и который учит тебя нашему волшебству. Мой друг, по сравнению с Креем и его двором ты не более, чем младенец. Тем не менее ты можешь во время поединка извлечь немного пользы из того маленького волшебства, которым ты владеешь.

Пот покрыл тело Шона, как вязкая роса, и его тонкая одежда приклеилась к нему. В Трясине Крея он танцевал, когда нужно было бежать, зевал, когда нужно было быть начеку. Все происходило легко, он был уверен в себе и теперь должен за это расплачиваться — так, как ему назначат!

Стоя напротив этого мерзкого чудовища, он все еще не мог спокойно думать о Дирне или о том запутанном положении, в которое попал.

— Ну, если у меня нет другого выбора… — сказал Шон и откашлялся. — Что я должен делать?

— Следуй за мной, — сказал Крей. — Твой король милостив и поведет тебя.

Из отделанной черным комнаты они вышли в черную шахту. Над пропастью была натянута латунная решетка. Крей встал на решетку, Шон последовал его примеру. Решетка медленно опускалась в шахту.

Чудеса города не слишком впечатляли Шона. Его ярость вернулась, и он был рад этому. Когда он был в ярости, он мог забыть свой страх. Когда он был в ярости, он мог бороться и побеждать, так же, как в деревне Трома. И все точно рассчитывать.

Они опустились на дно шахты. Железная дверь откатилась в сторону и они прошли в нее.

За ней был коридор, в конце которого мерцал свет. В той стороне раздавался барабанный бой. Они вышли наружу.

Они находились на балконе одной из башен дворца с лепестковой крышей, а под ними расстилался парк, в котором ночью паслись летучие лошади. Теперь он был заполнен Детьми Смерти, пестро одетыми, сверкавшими драгоценностями, кричащими и махавшими им или королю Крею.

— Как все-таки прекрасно, когда тебя любят! — сказал Крей. Он помахал рукой, при этом его кошмарный профиль повернулся в ту и в другую сторону. — Нам лучше сойти вниз.

И Крей прыгнул с балкона в воздух.

После отважного прыжка он рывком выпрямился. Он грациозно падал, а шум под ним перешел в вопль восхищения. Через минуту Крей обратил свои красные глаза к Шону.

— Ты идешь? — спросил Крей.

Шон почувствовал, как вся кровь отлила от его лица. Он вскочил на балюстраду и бросился вниз. Одержимость на это не откликнулась. Крей лишил Шона спасительного влияния. Воздух свистел вокруг него, опьянял, и он закричал… И тут Крей поймал его. Не руками, нет, — волшебной силой. Шон висел в небе, он был спеленут властью Крея, которая опускала его на землю сантиметр за сантиметром.

Повсюду слышался безудержный хохот, и мишенью для насмешек был Шон.

Шутка Крея.

Шон стоял на траве, дрожа и мрачно озираясь. По его самолюбию был нанесен болезненный удар. Сдержать раздражение было тяжело, но он должен был это сделать. Он посмотрел на лица вокруг себя, и вновь в нем вспыхнула ярость.

Крей опять исчез; очевидно, он потерял к Шону интерес. Придворные Крея окружили Шона. Его вели по траве к деревьям. Там стоял голубой балдахин, натянутый на золотые колья. Они завели его внутрь и стали одевать, как куклу: пристегнули ремнем кольчугу из позолоченных металлических колец, затем подавали разные предметы: большой нож, скорее меч; прямоугольник из голубого лакированного металла с золотым тиснением: щит. «Голубой, как твои глаза», — прошептала одна из девушек. Он вспомнил о том, что за их вежливостью крылся страх, но сейчас страха не было или он был хорошо замаскирован.

Они не выказывали страха, когда присутствовал Крей. Шон был запуган их королем и выставлен на посмешище. Крей сделал это достаточно хорошо. Так Шона вооружали на этот поединок и смеялись над ним, уверяя, что будут носить его цвета, чтобы воодушевить его.

Его раздражение вылилось в глухую, клокочущую ярость, и он цеплялся за нее. Ему могли помочь только ярость и надежда завоевать свободу для Дирна. И воспоминания о Захидде и обо всех несведенных счетах.

О присутствии Крея он попробовал забыть. Можно было думать, что не следует верить тому, что Крей говорил или обещал, а можно было предположить, что Крей был более человечным, и притом неуязвимым — во всяком случае, эти гложущие сомнения должны были подождать.

Однако Креем было предписано ему сражаться длинным ножом с золотой рукояткой и с лакированным щитом — шутка, так сказать.

— А вот шлем, чтобы защитить глаза и голову.

Он уставился на шлем. В отличие от меча и щита он казался чужеродным.

— Но тогда я буду замаскирован, как и вы, — сказал он.

— Таким образом мы защищаем себя при поединках, — ответили ему певучими голосами. — Кому охота иметь обезображенное мечом лицо?

Шлем был из золота и закрывал всю голову и шею. Лицо скрывалось за этим водяным зеркалом, которое они носили в лесу, и сквозь которое, как они уверяли, можно было отлично видеть.

Он не слишком сопротивлялся, так как было бессмысленно обращать внимание на такие мелочи. Они нахлобучили шлем ему на голову и пристегнули его. Теперь перед его лицом находилось зеркало, и он прекрасно мог видеть, как они разговаривают. Напротив носа и рта находились крохотные отверстия, через которые он мог дышать и говорить, хоть это и звучало глухо и непривычно.