Игроки Зимы (Сборник) - [10]

Такое пробуждение было ему знакомо в карцере или подвале мелкого дворянина. Качиль, знал, что будет дальше. Его будут морить голодом, бить, пороть, пока он не скажет, где находится его жалкая добыча, а затем выкинут на улицу. Жизнь Качиля постоянно проходила по этим станциям — кража, насилие, отчаянье. Он не видел никакой возможности избежать такого круговорота. Он обладал некоторой хитростью, но не подлинным умом и уж совсем не встречал удачи.

Хотя, здесь, кажется, карцера не было. Это была ночлежка.

Качиль открыл глаза и, успокоившись, осторожно потянулся, как человек, который не хочет привлекать к себе излишнего внимания.

Трактир казался знакомым, но Качиль не мог вспомнить, что когда-либо был здесь. Он видел грязное окно и больший очаг. Потом заметил, что его предосторожности излишни: большая комната, душная, была совершенно пустынна. Или нет?

В самом дальнем углу он обнаружил стройный, закутанный в плащ силуэт и камеевый профиль девушки. Незнакомка медленно повернулась и глянула на Качиля, затем, слабо шевельнув рукой, дала понять, что он должен подойти поближе.

Качиль был удивлен, польщен, испуган. Он встал, радуясь, что можно отойти от огня, который мучил его своим жаром, хотя зной, казалось, последовал за ним.

Не говоря ни слова, незнакомка знаком предложила ему сесть и что-то положила перед собой.

Это была коробочка с камнями, разрисованными с двух сторон, которыми пользовались предсказатели. Коробочку нужно было встряхнуть и изображения на трех Или четырех верхних камешках становились символами твоей судьбы. Подобные вещи беспокоили Качиля. Как многие преследуемые несчастьем, он научился их уважать. Кроме того, Качиль сразу увидел, что камни для девушки выпали скверно. На самом верху были череп, сломанное кольцо и горящая башня. Тем не менее девушка улыбнулась, привела в порядок камни и протянула коробочку Качилю.

— О нет, леди, — сказал Качиль. — Лучше не надо. Я лучше подожду пока…

Но она снова улыбнулась и сама потрясла коробочку, выбросив три верхних камня.

Качиль содрогнулся. Пот побежал по бровям и затуманил зрение. Ему тоже выпал череп, а в довесок стрела, обозначавшая болезнь, и веревка палача.

Качиль судорожно глотнул и заставил себя невесело усмехнуться:

— Жуткое содержимое у этого ящичка, леди! Словно придерживаясь того же мнения, незнакомка оставила лежать камни и поднялась. Что-то заставило Качиля следовать за ней.

Девушка открыла дверь на улицу. Качиль надеялся, что зимняя ночь охладит его, но ничего подобного не произошло; В его животе и висках бушевало пламя. Никакого облегчения не было.

Ветер сбросил с головы женщины капюшон и развернул ее волосы как шафрановый веер. Что-то в этих волосах сильно встревожило Качиля.

Он видел на дороге темный экипаж и черных лошадей с белыми гривами. Рядом ждали две неясные фигуры, а дверца экипажа была широко открыта. Карета явно принадлежала незнакомке, но ожидавшие не помогли ей войти туда…

Неожиданно они схватили Качиля и крепко держа, потащили к открытому экипажу, он беззвучно сопротивлялся, но все было бесполезно. Его последний взгляд поймал улыбающуюся женщину с развевающимся веером волос. Затем он рухнул в экипаж.

Почему внутри было так темно и душно… а звуки доносились так приглушенно? И почему дверь открывалась сверху, а не сбоку, как в нормальных экипажах? И так тесно было…

Неожиданно Качиль понял ответ, в тот же момент дверь над ним с шумом захлопнулась.

Качиль катался и извивался. Он был заперт в гробу, вместе с жарой и удушливым чадом. Он не получал ни глотка воздуха… Качиль почувствовал, как что-то мягко скользнуло вдоль его горла и шеи. Качиль заскулил от ужаса. Это ощущалось… как волосы… Одна прядь, мягко щекоча, легла на его губы, затем вторая. Затем волосы заструились в темноте. Он бил руками, задыхался. Он хотел наполнить свои трескавшиеся легкие, и чернота взорвалась в груди и мозгу.

У Хейвора создалось впечатление, что не было разделительной черты между бодрствованием и сном. Теплая постель неожиданно исчезла, и он уже мчал по пустынной дороге.

Только ветер следовал за ним во сне, холодный, тоскливый, по-волчьи завывающий ветер.

Других звуков не было.

Белый свет плыл высоко в небе. Хейвор поднял глаза, рассчитывая увидеть луну, но вместо нее ему улыбался мерцающий перламутром череп: из пустых глазниц которого сочились облачные черви.

Он бросил взгляд через плечо. За ним по чуть белеющей дороге двигалась похоронная процессия. Черное знамя, позолоченный катафалк с покрытием из чернильно-черного бархата; темной масти кони с белыми гривами, из-под копыт которых разлетались искры.

Страх охватил Хейвора, страх, который он не мог определить. Он стал понукать свою лошадь, но та не могла или не хотела бежать, а двигалась торжественно, как и другие; грива ее становилась все светлее, пока не приобрела цвет соли.

Ветер выл.

Вой разбудил его, и Хейвор понял, что это был голос человека, кричавшего от ужаса где-то в доме.

— Качиль, — сказал он громко.

Воспоминание о сне висело в комнате как клейкая, рваная паутина.

Хейвор вскочил с кровати. Спальня казалась затхлой и холодной. Лихорадка у Качиля явно усугубилась, если он так кричал. Хейвору были знакомы подобные припадки, и он знал, что они могли привести к смерти, если за больным не следить. Хейвор был не в восторге от ночной вахты, но он обладал чувством ответственности по отношению к другим людям.