Игрок - [29]

Шрифт
Интервал

За ним ехала какая-то машина. Станет ли полиция преследовать «мерседес», который свернул в переулок? В этих домах не было въездов в гараж с тыльной стороны. Если он поедет быстрее, а машина сзади окажется полицейской, его остановят. У него дрожали руки. Если полицейские начнут задавать обычные в таком случае вопросы, они почувствуют запах двух выпитых коктейлей, а он не хотел рисковать арестом. Он притушил свет на «торпеде», чтобы водитель сзади не мог видеть его силуэта. Зачем рисковать и делать из себя еще более удобную мишень. Он ехал с безопасной, как ему казалось, скоростью, но не так медленно, чтобы можно было подумать, будто он высматривает незапертые ворота. Впереди был бульвар Сансет, машины стояли между двумя светофорами, на которых горел красный. Преследователь затормозил, расстояние между ними было в два дома, и Гриффин посмотрел на свой спидометр, удостовериться, что он не превышает дозволенную скорость.

Оба автомобиля ехали с такой скоростью до конца переулка; машины на Сансет тронулись, когда на светофоре зажегся зеленый. Гриффин не мог въехать на бульвар из-за сплошного потока транспорта. Теперь, когда вблизи бульвара света прибавилось, он мог рассмотреть машину позади него. Это не был полицейский автомобиль. Водитель потянулся за чем-то, и Гриффин увидел оружие в тот момент, когда прозвучал выстрел. Заднее стекло его машины разбилось, и прежде чем пуля вылетела через переднее стекло, на какую-то долю секунды их в машине было двое – он и пуля. Маленькие осколки стекла упали ему за воротник и неприятно щекотали шею.

На мгновение обе машины застыли на месте. Гриффин знал, что Автор, напуганный тем, что он сделал, ждал, чтобы понять, попал ли он в Гриффина. Гриффин склонился вперед, изображая мертвого. Потом вдавил со всей силы педаль газа и влился в поток транспорта на Сансет, с ясной головой и гордый собой. В него стреляли, он же не оцепенел от ужаса, а стал быстро действовать; теперь он свободен от человека с оружием, от человека, который в него стрелял, который пытался его убить. Не будь Кахане размазней, подумал Гриффин, он бы защищался, он бы или избил меня, или убежал бы и, возможно, заявил бы в полицию, и меня бы арестовали.

Автор не преследовал его. Он плакал? Выстрелил себе в лоб? Гриффин надеялся, что именно так он и поступит. А потом сообразил, что если Автор покончит жизнь самоубийством, его квартиру будут обыскивать и найдут бесценное сокровище – не отправленные открытки, черновики отправленных открыток и дневник с гневными записями о Гриффине Милле. Полиция Беверли-Хиллз придет к нему, и если никому из полицейских не придет в голову увидеть связь, Уолтер Стакел проведет параллель между автором, убитым вскоре после встречи с Гриффином, и автором, покончившим с собой после тайной переписки с тем же Гриффином.

А вот и они, легки на помине, две полицейские машины и автомобиль частной охранной фирмы, едут по Сансет с востока. Вот еще несколько машин едут на север по Рексфорд с включенными сиренами. Гриффин двинулся на восток, а затем повернул назад и поехал обратно. Надо было посмотреть, поймали ли Автора. Это было бы ужасно. Автор жив, с оружием, из которого только что стреляли, в машине, а в переулке полно битого стекла. Что он им скажет? Это не ваше дело. Автора упекут в сумасшедший Дом на обследование, если он не скажет, в кого он стрелял. А если скажет, они его арестуют и приставят к Гриффину охрану, если изворотливому адвокату удастся его освободить из-под стражи. До ареста они оповестят все больницы и клиники скорой помощи, чтобы им сообщали все случаи огнестрельного ранения.

Гриффин медленно проехал мимо переулка. Полицейские вышли из машин; в воздухе кружился вертолет, заливая сцену белым светом, таким же ярким, как луч «солнечного» прожектора на кинопремьере. Автора не было. Человек в халате, владелец одного из домов, разговаривал с полицейским, который что-то записывал. Естественно, никто ничего не видел, и даже, несмотря на битое стекло, какие-то официальные меры принимать было нельзя. Они скажут, что это была уличная разборка, и станут ждать, не обнаружится ли тело в багажнике угнанного «шевроле» где-нибудь на стоянке аэропорта. Могут они узнать, что стекло было от «мерседеса»?

Гриффин свернул в Бенедикт-каньон на случай, если в полицейской машине видели его разбитые окна, и направился в сторону дома по небольшим улицам между Беверли-Хиллз и Бель-Эр. Он был рад, что Автор скрылся. Лучше жить под угрозой покушения, чем если Автора посадят и обнаружится его нездоровый интерес к Гриффину.

Его обдувал приятный ветерок, напоминая отпуск на острове, когда джип везет тебя из влажного аэропорта на курорт мимо солдат с автоматами и отдых приобретает аромат приключения. Он был в недосягаемости для Автора, и можно было включить радио. Он крутил ручку настройки, пока не услышал электрогитару. «Иглз» почти угадали. «Отель Калифорния» напомнил ему, зачем он переехал в Лос-Анджелес и его первые годы в городе, вечеринки в горах, наркотики, острое ощущение скорости своего успеха и зависть его не таких удачливых друзей. Ему было неприятно напоминание из прошлого. Покрутив ручку, он наткнулся на «Ван Хален». Музыка для стадиона, музыка для вечеринки, где веселятся шестьдесят тысяч бездельников. Гитара забирала все выше и выше. Может, это только иллюзия мастерства, дешевый водевиль? Или настоящая виртуозность? И обязательно ли, чтобы музыка была такой громкой, чтобы приносить удовольствие? Он прибавил звука, и ветер наполнил музыкой пустое пространство перед ним. Ему нравилось будить по ночам обитателей особняков громкой музыкой. Если бы он был парнем, зарабатывающим восемнадцать тысяч долларов в год, живущим в ничем не примечательном городке, каких много, где бы он работал менеджером на складе автозапчастей. И был бы у него круглый живот и грузовичок, переполненные пепельницы на кофейном столике, и подружка с татуированной розой на левой груди, и друзья, взламывающие пустые летние домики. Был бы он длинноволосым работягой, который убежден, что вся сила вселенной сейчас сосредоточена здесь, потому что Бог проявляет себя в электрогитарах. Жаль, что он не помнил, как съезжал на велосипеде с крутой горы, с раскинутыми руками, рассекая воздух и ощущая опасность.


Рекомендуем почитать
Неконтролируемая мысль

«Неконтролируемая мысль» — это сборник стихотворений и поэм о бытие, жизни и окружающем мире, содержащий в себе 51 поэтическое произведение. В каждом стихотворении заложена частица автора, которая очень точно передает состояние его души в момент написания конкретного стихотворения. Стихотворение — зеркало души, поэтому каждая его строка даёт читателю возможность понять душевное состояние поэта.


Ребятишки

Воспоминания о детстве в городе, которого уже нет. Современный Кокшетау мало чем напоминает тот старый добрый одноэтажный Кокчетав… Но память останется навсегда. «Застройка города была одноэтажная, улицы широкие прямые, обсаженные тополями. В палисадниках густо цвели сирень и желтая акация. Так бы городок и дремал еще лет пятьдесят…».


Полёт фантазии, фантазии в полёте

Рассказы в предлагаемом вниманию читателя сборнике освещают весьма актуальную сегодня тему межкультурной коммуникации в самых разных её аспектах: от особенностей любовно-романтических отношений между представителями различных культур до личных впечатлений автора от зарубежных встреч и поездок. А поскольку большинство текстов написано во время многочисленных и иногда весьма продолжительных перелётов автора, сборник так и называется «Полёт фантазии, фантазии в полёте».


Он увидел

Спасение духовности в человеке и обществе, сохранение нравственной памяти народа, без которой не может быть национального и просто человеческого достоинства, — главная идея романа уральской писательницы.


«Годзилла»

Перед вами грустная, а порой, даже ужасающая история воспоминаний автора о реалиях белоруской армии, в которой ему «посчастливилось» побывать. Сюжет представлен в виде коротких, отрывистых заметок, охватывающих год службы в рядах вооружённых сил Республики Беларусь. Драма о переживаниях, раздумьях и злоключениях человека, оказавшегося в агрессивно-экстремальной среде.


Меланхолия одного молодого человека

Эта повесть или рассказ, или монолог — называйте, как хотите — не из тех, что дружелюбна к читателю. Она не отворит мягко ворота, окунув вас в пучины некой истории. Она, скорее, грубо толкнет вас в озеро и будет наблюдать, как вы плещетесь в попытках спастись. Перед глазами — пузырьки воздуха, что вы выдыхаете, принимая в легкие все новые и новые порции воды, увлекающей на дно…